Проснулся он от прикосновения первых лучей солнца, они так нежно и тепло скользили по его щеке, пробираясь сквозь щетину, что на секунду ему показалось, что пришла мама и своей ладошкой будит его. Смахнув с себя остатки нереальности, Андрей начал день с практики и в перевернутых позах сегодня задержался. Он долго шел к тому, чтобы раскусить соль йоги – эти перевернутые асаны. Сначала он вообще не понимал, как можно получать удовольствие от стоек на голове и руках. Все тело дрожит, шатается, дунь на тебя, и ты свалишься. И он падал сотни раз, было дискомфортно и больно.
Но однажды ему удалось задержаться на голове и удержать равновесие, и в эту секунду он как будто узнал себя нового, как будто кто-то взял его ноги сверху и держит, как елочную игрушку, а ему так комфортно там и так устойчиво, что сложилось ощущение, что так можно стоять вечность. И как только он об этом подумал, то тут же упал. Йога не терпела мыслешатания, она требовала быть здесь и сейчас. Не думать, а быть!
Шаг за шагом к стабильной ширшасане прибавилась и стойка на руках, повысив существенно его планку уважения к себе. Он любил теперь эти позы и понимал, почему пять лет он монотонно выполнял всю первую серию аштанги, чтобы подготовить тело, чтобы он был уверен, что, находясь в перевернутых позах, он будет в полной безопасности и не навредит своим максимализмом себе. Ему нравилось стоять именно на этом балконе, еще бы, ведь здесь было стеклянное ограждение, и получается, что, стоя на голове, он мог все видеть. Он как будто стоит на горизонте моря, а его ноги уткнулись в синеву неба, и там его пятки изредка щекочут облака.
Закончив с йогой и приняв контрастный душ, при котором на его тело лились холодные струи воды со словами «я здоров», он был готов к новому дню, непростому дню своей жизни. Именно в этот день не стало его самого близкого человека. Ему было всего двенадцать. В этом возрасте хочется весь мир послать куда подальше. Все кажутся такими болванами, не понимающими тебя. Все как будто ничего не слышат и не видят. И конечно, в таком переходном возрасте он вообще был не готов понимать и принимать тот факт, что мамы скоро не станет.
«Сынок, мой герой, я хочу с тобой поговорить как со взрослым человеком», – начала она однажды свой монолог в день, на первый взгляд, ничем не отличающийся от других. Он стал судорожно вспоминать, что он натворил и за что ему сейчас достанется. Мама в принципе ругать не умела, настолько она была полна любви и всегда считала, что ее, любви, для ребенка много не бывает. Но иногда ему все же от нее доставалось и доставалось тем, что он больше всего ценил. Его лишали общения.
Разговоры с мамой по душам были для него самым ценным в его жизни. Говоря с ней днями и ночами, он мог рассказать ей все, она, как правило, просто слушала и мудро молчала. А если чувствовала, что надо оставить в этом диалоге след своего комментария, то делала всегда