Небритый, выпустив струю удушающего дыма, небрежно погасил окурок, вкрутив в глаз Трэша. Видимо, здесь так принято, и не сказать, что традиция из приятных. На фоне боли, раздирающей тело, – ерунда, но, разумеется, хотелось бы обойтись без таких грубостей.
Вот только выбора у Трэша нет.
– И что же мне с тобой делать, мальчик? – поразительно добрым голосом поинтересовался небритый.
Трэш, естественно, ничего не ответил. И, откровенно говоря, пробудись у него сейчас дар речи, он бы, пожалуй, тоже промолчал.
Просто непонятно, что тут можно ответить.
Небритый зачем-то с силой постучал по глазу костяшками пальцев, чем вызвал серию вспышек боли и помутнение, после которого Трэш почти перестал видеть на одну сторону.
– Какой крепкий мальчик, – безмятежно улыбнулся мужчина и отстранился, исчезнув из поля зрения.
Некоторое время Трэша никто не трогал: не тушил окурки о глаза, не стучал по лицу острой стальной киркой, проверяя на прочность, как те недобрые люди, которые выгружали его из кузова. Счастьем такое спокойствие не назвать, но он начинал привыкать радоваться даже таким мелочам.
Других поводов для радости пока что не наблюдалось.
Самые разные звуки, то и дело раздававшиеся со всех сторон, затмил в один миг возникший механический рев и звон металла. Затем тело его начало мелко дрожать, ноздри уловили омерзительный запах, почему-то вызвавший ассоциацию со смрадом горелых волос.
Он помнит, как воняют горелые волосы? Получается, что да.
Жужжание возле уха продолжалось долго. Пробирающую до костей дрожь, которой оно сопровождалось, приятной не назовешь, но Трэш постепенно начал с ней свыкаться.
А потом резко, неожиданно, никак о себе не предупреждая, левая рука взорвалась столь оглушающей болью, что голову покинули мысли, а из глотки вырвался булькающий хрип.
Боль была немыслимой, непереносимой. Кто-то резал плоть и заливал раны свинцом, причем непрерывно, без намека хотя бы на секундную паузу. В смрад горелых волос вплелись новые нотки вони, это его кишечник и мочевой пузырь не выдержали, а боль как разгорелась, так и не думала гаснуть, казалось, она даже усиливается.
– Это что тут у тебя за дела, Мазай?! – строго рявкнули откуда-то со стороны ног.
Жужжание прекратилось, как и дрожь, а боль начала плавно отступать.
– Никанорыч, этого мальчика надо в клетку для начинающих отправить. По частям приходится, целого такого там схарчить не смогут, молодое поколение слабо на зубки.
– Да? Это кто же такой умный распорядился?
– Да Щегол, кто же, кроме него, такое приказать может. Мимо пробегал, сказал в третий ангар зайти, там, мол, пухлый клиент для новеньких. У них ведь кровь молодая, горячая, аппетит на троих, а тут чистого мяса полтонны, надо только помочь им до него добраться.
– И зачем же ты ему руку отнимаешь?
– Ну так я же и говорю, целиком его наши