– А ну-ка ты, орясина, тронь только! Выходи, померяемся! – Глаза Саввы стали злы, колючи. Расправил плечи, борода рыжим парусом – диковинный силач. – Я те за порух товариства башку оторву! – погрозил он Артемке.
– Зачем зашли в такую даль? – закричал рязанский Куземка Косой. – Плыли-плыли и заплыли на край света. Не хочу пропадать. Гляди, браты, от невзгод голова сивой стала!
– Это верно! – закричали сразу десятки голосов. – Пропада-а-а-мм!..
– Вши заели!
– Раны замучили!
– На Русь!
– Эко просторы, земля без конца-краю, а нас горсть. Растопчут татары!
Люди горячились, злобились. Позади, в толпе, эти речи сдержанно слушал Ермак. Ватага зашумела яростней, в людской толчее кто-то с рывка ударил атамана Грозу в бок кулаком.
Атаман вскинул руку:
– Станишники, аль я вместе с вами к Астрахани не ходил? Кто по горячему палу шел без воды пять дней? Кто мстил за слезы русские? А кто все предал? Я, что ли? Ермак? Иванко Кольцо? Дешево расценили, мы не продажные.
– Не продажные! – поддержал Савва. – Мы волей избрали их атаманами!
В круг напористо протолкался Ерошка-солевар с белесыми бровями. Ростом малый, а сильный и злой. Схватил с головы шапку – и оземь:
– На грабеж, что ли, шли? И кого грабить? Татарские мурзаки с ордой налетают на Русь и бьют. Кого бьют? Мужиков, женок, ребят малых наших. Строгановы за крепкими стенами отсидятся! Нет, родимые, мы с Камы тронулись вольности искать. Триста лет мы в татарском ярме ходили, сбросили его. Дале идти надо, на простор…
– Долой его!.. На Волгу, на Дон радости хлебнуть, родной сладкой водицы испить!
Грудь с грудью сошлись, кругом взбешенные лица. Ерошка-солевар кричал обидчику:
– Привык жировать с кистенем на разгульной дороге. А ты попробуй, трудом помозоль руки! Чую, Ермак на светлую дорогу тянет. И куда ты на Русь пойдешь, пустая головушка? Против течения тебе скоро не выгрести, а тут Тавда станет! На Камне, чай, на горах снег скоро ляжет!..
– Не слушай его, уговорщика, браты! – злобился Петро Копыльце. – Подай нам сюда атамана. Кто наших на Серебрянке в прорубь пометал? Он – жильный зверюга! Его самого в куль да в омут!
– Где он? Пусть сунется. Я первый его саблюкой по башке!
– А ну-ка, ударь! – осадил буйного властный голос. Ермак сильным движением раздвинул толпу, выхватил из ножен тяжелый меч.
Горлопаны шарахнулись в стороны: вот крякнет и пойдет Крестить булатом! Атаман взялся за лезвие и рукоятью протянул меч Копыльцу:
– Эй, удалой, сорви-башка, руби голову своему атаману.
Петр Копыльце побледнел, стоял опустив руки.
– Ну, чего же притих? – громовым голосом спросил Ермак. – Али слаб разом стал?
– Да что ты, батька? – пролепетал Артемка. – Да нешто мы… Так только, покуражились. Аль такого николи не бывало на казачьем кругу?
Атаман бросил меч в ножны и отвернулся от смутьяна.
– Казаки! – обратился он к вольнице. – Я выбран громадой