– Что?! Зачем убивать?! Я ведь могу просто уйти, старик говорил.
– Не можешь. Резервацию организовали военные. Тебя просто так уже не выпустят, пока не излечат. А потом ты уже и сам не захочешь никуда идти. Потом ты уже ничего не захочешь. Ты просто превратишься в овощ, в живого мертвеца, душа умрет, останется только оболочка. И чем ты будешь лучше тех, кто ходит за периметром в поисках новой жертвы?
Кандид хотел возразить, но не нашелся что сказать.
– Внизу, на первом этаже, есть оружейная комната. Но там охрана. – Надя прищурилась, высверливая взглядом дырку на лице Кандида. – Охрану тоже надо убрать. Бери оружие и выходи на улицу, там стоит машина, в ней я и буду тебя ждать.
– Я болен. Не в порядке, – прошептал Кандид, обхватив голову руками.
– Это не имеет значения. Ничего в этом мире теперь не имеет значения, кроме одной вещи. Вакцина. И ее здесь, в этой душной больнице, нет. Все эти врачи сдались, они не ищут спасения, они лишь поддерживают жизнь. Но надолго ли? – Надежда придвинулась так близко к нему, что он почувствовал запах ее кожи – давно выветрившийся бледный аромат цветочного мыла и более явственный – пота, и от этого стало еще труднее поверить в то, что ее не существует на самом деле. – Все мы смертны. Поэтому надо найти вакцину, пока не поздно. Тебе решать, как поступить – остаться здесь или идти дальше, за спасением для своей семьи. Выбирай.
– Философ говорил, что их уже не вернуть, – вяло попытался возразить Кандид.
– Философ мертв. Надежда жива.
– Ну да, она всегда умирает последней, – невесело улыбнулся Кандид.
– Верно, – кивнула девочка и пошла прочь, сквозь стены и двери, как призрак, прямиком на первый этаж и на выход, туда, где стояла их машина, оставляя его наедине со своими мыслями.
…Когда санитар убирал пустую посуду с тумбочки Кандида, вилки на разносе не было.
Ася Михеева
Во имя Петра и Павла
Анна Александровна спала, когда они подъехали. Но от звука, с которым пила-болгарка взрезала железную дверь круглосуточной аптеки, проснулся бы и мертвый. Если они вообще спят, мертвые, кто их знает.
Окна у аптеки были бронированные – от наркоманов-то, но все-таки прозрачные. За месяц Анна Александровна нагляделась в окошко очень разного. Так что на всякий случай заползла под крепкий, сваренный еще в девяностые из какого-то могучего уголка прилавок и там притаилась. Щелок между фанерками, покрывавшими железную раму прилавка, было достаточно, чтобы подглядывать.
Дверные петли хрустнули. Эх, будь дверь поновее, понадежнее, – потосковала Анна Александровна. Аптека, конечно, не лучшая на свете спасительная капсула, но за окнами показывали совсем уж лютое кино. Даже когда на улице целыми днями ничего не происходило, о том, как оно, нонеча, не давала