Если исходить при анализе рассказа Г. из традиции мотивного анализа художественного текста, то сразу напрашивается интерпретация: у Г. в прошлом была какая-то серьезная травма (тяжелый перелом или что-то подобное у самого Г. или у кого-то из значимых фигур из его окружения). Но в художественном тексте персонаж, наделенный по воле автора речевыми характеристиками, подобными тем, что использует в спонтанных устных текстах испытуемый Г., вполне вероятно, был бы впоследствии мотивирован какими-то предшествующими событиями, поскольку в художественном тексте обычно существует некоторая логика композиции. Однако спонтанный текст гораздо менее логичен, чем художественный: после расспросов самого Г. и его близких выясняется, что такая травма не обнаруживается.
Целый ряд вновь полученных спонтанных текстов Г. был специально исследован в отношении интересующего нас повтора. Анализ показал, что система микросюжетов и метафор остается неизменной от текста к тексту. Сюжеты же спонтанных текстов постоянно имели своей развязкой «винтовой перелом»: какую-либо физическую травму у одного из персонажей повествования. Надо заметить, что в развернутых историях, рассказываемых, так сказать, осознанно, сюжет физической травмы не всегда был представлен собственно переломом. Иногда он редуцировался до падения, ушиба, вот такого фингала, в нескольких случаях заменялся «синонимической» травмой: порезом, ударом тока. В системе же микросюжетов и метафор редукций и «синонимических» подмен не происходило, в ней стоял хруст и ломались кости – как куриные ножки, разумеется.
Следующим этапом процедуры является уточнение исходной гипотезы за счет расширения контекстов. В полученных спонтанных текстах была проанализирована атрибуция «винтовых переломов». Оказалось, что заметным атрибутивным признаком данного повтора является следующее: «винтовой перелом» – всегда принадлежность не-меня: травма никогда не оказывается атрибутом говорящего, то есть самого Г.
Для проверки новой гипотезы Г. было предложено поговорить на тему, исключавшую появление в сюжете других персонажей (расскажи, что ты делаешь, когда бываешь совсем один). Как и ожидалось, никаких сюжетов с травмами не последовало; не возникло и «костяных» метафор. «Нулевой» атрибут нуждается в подтверждении повтором точно так же, как и «ненулевой». Поэтому были предприняты попытки спровоцировать Г. на новые рассказы, структура которых не допускала бы иных фигур, кроме авторской. В результате был получен рассказ об одинокой лыжной прогулке, где не было никаких попыток сползания к сюжету физической травмы,