Погружаясь в ее биографию, первым делом ощущаешь, что ты окунулся в легенду. Ее жизнь пронизывают, накладываясь друг на друга, легенды, которые с любовью пересказывают исследователи, профессора, студенты… Каждый эпизод – своя легенда: как Рахель учила иврит, как Рахель отказывалась говорить по-русски, как Рахель встретилась в Хацер Кинерет с будущим президентом Израиля, как Рахель выгнали из Дгании (последнее – не просто легенда, а всеобщее национальное покаяние, которое считают нужным принести даже те, кто не имел отношения к данным событиям).
Есть и главные легенды, претендующие на то, чтобы оплести своей канвой все основные события ее жизни. Одна из них сохранялась на протяжении более полувека после ее смерти, и, чтобы ее опровергнуть, пришлось в буквальном смысле вскрыть сейф, и затем еще разгрести завалы в архиве.
Легенды связаны с некоторыми ее стихами – с событиями, относящимися к ним, и с их предполагаемыми адресатами.
Легенды связаны даже с ее родителями. Об ее отце и об ее матери, о каждом в отдельности, существует своя легенда.
По русски ее называют «поэтесса Рахель», что является переводом с иврита «Рахель а-мешоререт», а это имя, в свою очередь, создано для того, чтобы отличить ее от другой, библейской Рахели, в честь которой она и взяла себе свой псевдоним, подписав в пятнадцатилетнем возрасте, по совету матери, одно из своих стихотворений этим именем. Кем бы она была, если бы этого не сделала? Возможно, русскоязычной поэтессой Раей Блювштейн…
Ее биография примерно до 14—15 лет поразительно схожа с биографией Марины Цветаевой: очень культурная и обеспеченная семья; с детства – погружение в Чехова, Тургенева и Толстого, – последний сыграл особенную роль в ее юной жизни; неразлучная сестра, писавшая воспоминания об их детстве и юности; болезнь и смерть матери… Рая Блювштейн, родившаяся в Саратове и проведшая детство и юность в Полтаве, должна была оказаться в одном ряду со своими ровесниками и обладателями таланта схожего уровня – Цветаевой, Ахматовой, Мандельштамом, Пастернаком. Ей предназначалось стать одной из них, остаться в истории в роли представительницы «серебряного века» русской поэзии. И так и произошло бы, если бы… Если бы она не стала Рахелью, и если бы ее не позвал за собой Яаков…
Библейский сюжет четко просматривается на протяжении всей ее жизни. Она – вдохновение для Яакова, того самого обожающего ее коллективного Яакова – земледельцев, политиков, учителей, врачей, литераторов, домохозяек – который строит страну и вот-вот перейдет на новую ступень и станет Израилем, когда еврейский ишув Палестины превратится в Государство Израиль. Она – та самая Рахель, которая просит помощи у Яакова