Встретимся зимой. В моих наушниках. Ты, я, гитара, снег.
Песни Iron & Wine
Bitter Truth
Call It Dreaming
Claim Your Ghost
The Truest Stars We Know
Last Night
кому: Loma
What does the night
Have to do with the day?
I should not ask what.
Хэй. Мы только познакомились, но я уже пишу вам. Возможно, вы знаете, что это такое ― вернуться с первой встречи с кем-то, зайти домой, закрыть дверь и прислониться к ней спиной, задумавшись о том, как хорошо вы провели время, кем могли бы стать вместе, какие интересные у нового знакомого черты лица и как же теперь вернуться в ту странную жизнь, где вы друг о друге совсем не знали. Если знаете всё это, то поймёте, почему я пишу вам.
Когда мне нестерпимо хочется написать что-нибудь, зарифмовать собственные чувства или выговориться метафорами, у меня начинают болеть указательные и большие пальцы обеих рук. Боль эта глубже мышечного уровня, она грызёт мне кости, зудом своим требует взяться за бумагу. Ища своё спасение, мозг внезапно находит какую-то одну фразу и ставит её в трансляции на повтор. Как пластинку. Я смиряюсь, сажусь за стол или встаю за него (иногда мне трудно находиться на одном месте, и тогда я могу то стоять около стола, то измерять шагами комнату, спасаясь от потока мыслей), вытаскиваю эту фразу на бумагу, а она, в свою очередь, внезапно оказывается только головой состава целого поезда фраз и тянет за собой остальных. Пока весь поезд не окажется на бумаге, нет мне никакого покоя.
Но очень часто бывает так, что на этом моя боль в пальцах не заканчивается. Когда на свет появился запутанный клубок слов, мне зачем-то непременно нужно вручить его кому-нибудь. Тогда боль выходит за пределы пальцев, сковывает всю руку, от неё перемещается к грудной клетке и разгоняет там сердце, а следом спускается в живот, там и остаётся. Ровно до того момента, пока я не пойму, что то, что на бумаге, было написано не зря. А понять я это могу только со слов того, кто прочитал мою внезапную стенографию из головы. Только в этом случае беспорядочная тревога в моём животе находит своё обезболивающее и отпускает меня отдышаться. Сами представляете, найти такое подтверждение далеко не всегда возможно, поэтому в этом животе, прямо под диафрагмой взорвались уже сотни моих собственных вселенных, оставив после себя мне долгую и глупую пустоту. Тишина. Знаете такую тишину? Ту самую, которая оглушает своим беззвучием так, что хочется ножом царапать стекло, лишь бы она прекратилась. Тишина для меня ― это тоже чувство, затягивающее как воронка. Когда я наконец-то выбираюсь из неё, рано или поздно всё начинается заново.
А как пишете вы? Как появился на свет ваш первый и пока единственный альбом? Кто первым дал вам свою оценку? Как вы поняли, что это всё ― ваше призвание?
В моём случае всё было достаточно просто и странно. Однажды, ещё будучи ребёнком, я просто сказала, что я могу, и всё. Мы разговаривали с преподавателем, она попала на наш