За обедом дети не переставая вертелись и баловались, пользуясь добродушным настроением матери. Нового шута Анна то ли из жалости, то ли для забавы посадила за один стол с собой, при этом велев подложить две подушки на высокий стул и подставить скамеечку – иначе б низенькому человечку не справиться. Она следила за неловкими, стесненными движениями уродца, и ей все больше становилось стыдно – зачем она затеяла это издевательство? Но не могла же она показать этого детям, и тем более злым на язык слугам! И скрепясь, продолжала обед. Закончив, подозвала старого слугу Иоганна, и велела ему всюду шута сопровождать и помогать тому в бытовых делах, но не мешать бедняге, если тот попросит.
Анна вышла в цветущий летний сад, сопровождаемая беспокойными детьми, новым шутом и любимой собакой Локи. Это был огромный сильный дог в расцвете лет, и по началу Анна испугалась за шута, но тот топал рядом с пятнистым чудовищем, уже умытый и причесанный, и ничуть не смущался подобного соседства. Анна удивилась, как добродушно отнесся пес к ее забавному слуге – обычно он был грозен с новыми людьми. А тут вдруг приветливо завилял хвостом, обнюхал человечка и лизнул в лицо, закрыв своим мокрым языком почти все его.
– Мама, наш Енот настолько мил, что даже Локи признал его! – радостно смеялась Марихен, и малыш кланялся ей.
День медленно истекал, тени удлинялись, а Анна все сидела с книгой на коленях, и наблюдала, как малыш Енот веселит ее детей: катается верхом на Локи, показывает фокусы с розами и куклами Марихен, и стоя на скамеечки, как на сцене выделывает разные гимнастические фигуры и декламирует Вергилия. Готлиб-Ян все пытался задеть его злым словом, но ловкий шут подрезал юного господина деликатно, но метко. Готлиб-Ян сердился, но был вынужден признать проигрыш, чтобы не оказаться вовсе дураком.
После позднего ужина Анна благословила на ночь детей, и велела шуту явиться к ней, но Марихен попросила, чтобы сегодня сказку на ночь ей рассказала не кормилица, а Енот. Тот удалился за девочкой, а Анна отправилась в свои покои, и пока служанка раздевала ее, долго и пристально смотрела на себя в большое зеркало, ловя первые признаки старения. Ее всерьез тревожило то, что ей уже тридцать два года, и талия имеет уже не те очертания, что хотя бы пять лет назад – роды и время сделали свое коварное дело. И мелкие морщинки в уголках серых глаз – средство, купленное у заезжего алхимика не дало обещанного чудесного результата. И блеск глаз уже не вовсе не тот, и волосы… Боже, ведь и до первой седины недолго! Но она ведь еще вовсе даже не стара! И по-прежнему нравится мужчинам, даже молодым – этот герцог, что заезжал к ним на прошлой неделе… Но нет, это грех, думать о других мужчинах, когда ее доблестный муж всего три года, как в могиле! Ее мальчик, Готлиб-Ян все еще переживает боль потери, оттого и бывает порой так груб и резок… Но ведь он – хозяин этого замка, наследник, единственный мужчина рода Готтен. Он старается быть сильным, достойным с честью принявшего смерть графа. Он добрый мальчик, просто