Разумеется, Владимир Мономах совсем не отрицает аскетических подвигов (аскетизм занимает очень важное место в христианстве, в Евангелии), но в то же время князь уловил, сохранил главное, что есть в Евангелии: что все-таки Богу важнее милосердие к ближнему. И ни затворничество, ни голодание не могут быть выше, чем действенная любовь. Это говорит нам человек XII века, повторяя слова еще более древние, в то время как многие столетия спустя люди оказывались не в состоянии понять это понять. Я вполне мог бы дать сегодняшнему человеку, скажем, моему прихожанину, русский перевод духовной части «Поучения Владимира Мономаха» как краткий компендиум православного, христианского, евангельского учения, и практического по преимуществу. Оказывается, в Древней Руси это умели формулировать, возвышенно и благоговейно.
А теперь мы сделаем сразу огромный скачок в истории. Мы перейдем через эпоху феодального распада, ордынского ига, возвышения Москвы (вы понимаете, что в одной небольшой беседе невозможно охватить всю эту огромную тематику) и подойдем к протопопу Аввакуму, человеку XVII века.
Здесь мы найдем удивительный контраст. Я не буду напоминать вам о том, что протоиерей Аввакум Петров был одним из ярчайших писателей своего времени, что это был борец за дело сохранения старых традиций, деятель действительно огромного масштаба. Это такая личность, которая в истории рождается, может быть, раз в полвека, а то и реже.
Я хочу обратить внимание на роль Библии в его творчестве. Он писал, уже находясь в ссылке, в Пустозерске, в суровейших, ужасных условиях, которые и сейчас-то для людей трудны, когда у нас есть и радиосвязь, и электричество. Тогда, в конце XVII в., его сослали туда за инакомыслие и потом казнили жестоким образом (вы, наверное, знаете, что он был сожжен в срубе). Это был человек непреклонный.
Протопоп Аввакум писал там толкования на священные книги, толкование на Библию, на отдельные части Ветхого и Нового Завета. У него мы находим совершенно иной стиль, иной подход. Того величественного, немножко византийского, благоговейно-возвышенного стиля мы у него не найдем. Этот человек пишет, как будто рубит топором, грубыми народными словами, которые он слышал в своей нижегородской юности.
Сожжение протопопа Аввакума в Пустозерске в 1682 г.
Миниатюра рукописи конца XIX в. работы А. А. Великанова
Вот, скажем, он описывает драму первого человека, Адама. Для него это не просто история, для него это вечный архетип человека перед Богом, и в этом он прав. Сказание об Адаме, которое обнимает всех нас, – это сказание о своеволии. Я думаю, вы все помните, что в молитве «Отче наш», единственной молитве, которую непосредственно дал нам Господь