– Но и не моя жизнь рухнула в тартарары.
– Ну, спасибо. Ты очень помогла.
– Ой, да не за что! А если серьезно: как ты держишься?
– Отлично, – ответил я, входя на кухню и ища взглядом чашку. Я в несколько глотков допил ее содержимое и потянулся к кофейнику за следующей порцией. Сегодня я выпью только две чашки кофе, лучше ведь бросать плохие привычки потихоньку, а не одним махом, так?
– Я вот не могу найти остальные кофейные кружки, – поделился я с Конни. И вдруг захохотал.
На мгновение мне показалось, будто исчезновение чашек было самой серьезной из проблем. Я уехал за шесть штатов от бывшей жены и дочери, которая со мной не разговаривает. Я перевез сына, который, очевидно, не очень справляется с переменами, – из единственного известного ему города, от единственных друзей, что у него были, из города, где, ради всего святого, похоронены его родители, и собрался отправить его в новую школу, где он никого не знал. А, и ему стало нравиться все взрывать!
Еще и рыбка умерла.
– Это всего на полгода, – ответила Конни, проигнорировав мой комментарий по поводу кофейных чашек. Она била не в бровь, а в глаз, как всегда. – Ты все правильно сделал.
Делать все правильно. Я всю жизнь пытался это делать, и это как ловить голыми руками скользкого лосося в ручье. Именно, чтобы сделать все правильно, мы со Стефани поженились сразу же после школы, когда выяснилось, что у нас будет Элли. Чтобы сделать все правильно, я усыновил Айжу, когда Динеш и Кейт разбились в авиакатастрофе, даже несмотря на то, что Стефани была против. Чтобы сделать все правильно, я позволил Элли жить с матерью после развода, хоть я и не хотел расставаться с ней ни на день.
Но переезд в Линкольн… Пусть он мне позволил работать в Нью-Йоркском офисе нашей компании, пока старший финансовый аналитик в отпуске по уходу за ребенком, пусть даже я на шаг ближе к тому, чтобы стать в компании партнером, пусть я и убедил себя в том, что это будет возможность начать все с чистого листа, это будет приключение для Айжи, я буду ближе к сестре; переезд теперь кажется эгоизмом, похожим на попытку бегства. И это все даже рядом не стояло с тем, чтобы сделать все правильно для кого-то кроме меня.
– Элли… – осторожно начал я, и мне тут же вспомнился ее вздернутый носик, медово-карамельные кудри, обрамляющие круглое лицо, ее кукольные глаза. Но нет. Я видел ее ребенком. А не четырнадцатилетней девушкой, с вытянутым лицом, на котором выступали острые скулы, у которой кудрей и след простыл – даже намек на их существование был уничтожен утюжком для волос. Когда она успела стать такой? Когда она успела превратиться из девочки в молодую женщину? Как я умудрился это пропустить? Я и не понял, что произнес ее имя вслух, пока не услышал, как смягчился голос Конни.
– Ох, Эрик, не думаю, что Элли интересно, где именно ты теперь живешь.
Я знал, что она права, но даже не мог объяснить, почему было так больно это слышать.
Сентябрьское утро выдалось сухим и теплым, больше похожим на жаркий август,