Храмовник смотрел… спокойно. Без интереса, равнодушия, презрения, осуждения – как иконы смотрят на людей. Наши страсти, сколько их есть, не пошатнут их душевного равновесия. Вот и его внутреннее равновесие не могли пошатнуть ни смерть старухи, ни моя, ни даже его смерть.
Я не ответила. Зачем что-то доказывать человеку, который тебя не услышит? Лучше заняться своими делами.
Подслушивать нехорошо? Знаю, еще как знаю. Зато очень полезно. И я не нарочно, я просто мимо шла, к Харни. Увезли тело госпожи Ильви, ушел господин Самир, я хотела уточнить по поводу нового храмовника, вот и побеспокоила начальство. Кто ж знал, что у него сейчас Бертен?
Разговаривали они так громко, что я услышала даже сквозь массивную дверь. Хотела, как воспитанная дама, кашлянуть или поскрестись в дверь, но слишком интересен был предмет беседы.
– …Ильви? А ты не услышал?
– Я за ней приглядывать не обязан!
– Обязан! Работаешь здесь, значит, обязан!
– Лечить я ее – лечил, а стоять над кроватью не нанимался! Пришли к ней родные, так и что ж?
– Эти родные не далее как вчера бабку чуть не до смерти довели! Вета рассказала! Вся лечебница знала, а ты нет? Приглядеть тебе лень было? Уши… забило?
Бертен ответил такими выражениями, что даже меня покоробило. Харни же и ухом не повел.
– Ты мне скажи, как получилось, что ты их пропустил? Не идиот ведь, прости Светлый!
Молчание. А и правда – как? Дежурство было Бертена, почему такое стало возможным? Не понимаю. Нет, не понимаю…
– Ну… это…
– Тарку, что ли, понужал?
Я замерла у двери.
Бертен – и эта шлюха? В груди словно кусочек льда застрял. Ну ответь же что-нибудь! Ответь! Скажи, что это не так, что Харни ошибся!
Но Бертен молчал, и в груди болело все сильнее.
– А мне казалось, что у вас с Ветой все серьезно?
Мне тоже так казалось. Показалось?
– У нас – серьезно, – возразил Бертен. – А это… так. Мы же пока еще не женаты!
– А когда женишься, думаешь, Вете понравится работать с девкой собственного мужа? Уж сколько говорено: не блуди, где работаешь…
– Кто б мне говорил, – хорохорился Бертен.
– Что позволено кракену, не позволено мойве, – парировал Харни. – У меня жена здесь не работает. А ты – дурак.
Бертен что-то бубнил на тему: «она сама, что ж отказываться было?», но я уже отошла от двери. Все и так ясно.
Тамира предложила, Бертен не отказался, они кувыркались на диване, а в это время убивали Аликсу Ильви. С Тамирой у Бертена все несерьезно, рассчитывает он на меня, но пока я его не пустила в свою постель…
В груди словно нерв защемило, и я растирала область чуть пониже воротника судорожными движениями. Больно и противно.
Что ж, надо избавляться от этого ощущения. Например, поработать.
Я разбирала травы, привычно прикидывая, что и куда годится… Харни, хоть его озолоти, не будет закупаться у хороших травников, потому что там дороже. Вместо этого он нагребет погрызенных мышами веников и будет считать