– Лучше тебе не знать.
Девочка не успела ответить, дверь снова открылась. Вернулись две девушки, которых увели конвоиры. Больше никого не забрали, щелкнул замок. Свет погас, и каюта погрузилась во мрак.
Покорно, точно скот, девушки возились, пытаясь устроиться на ночь, они уже примирились с долгим путешествием, так что надо поспать. В темноте слышались всхлипывания. Хана и девочка лежали, почти прижавшись друг к дружке. Девочка взяла Хану за руку:
– Так ты проснешься, если придут за мной, а я проснусь, если придут за тобой.
Ее наивные слова тронули Хану. Эта девчушка как умела пыталась взять под контроль свой страх. Она не должна спать, когда придет беда, она хочет видеть, как приближается ужас, пусть она перед ним и бессильна. Здесь все бессильны.
– Меня зовут Норико, но мама зовет Сан Су, – прошептала девочка Хане в волосы. Ее теплое дыхание согрело шею.
Хана не ответила. Она бы и рада, но сил говорить не было, губы будто запечатаны наглухо, словно прячут боль случившегося. Мать называла девочку Сан Су только дома – это ведь ее настоящее, корейское имя. Как множество корейцев, между собой родные Сан Су говорят по-корейски, а на людях – как им навязано, по-японски. Хана всегда считала, что ей повезло с матерью, она у нее очень умная. По-корейски “хана” означает “одна” или, в ее случае, – “первая”, но и на японском есть такое слово – “цветок”. Поэтому Хане не пришлось менять имя. Сестре повезло меньше, как и Сан Су.
– Спокойной ночи, старшая сестра.
В темноте голос Сан Су легко принять за родной. Хана вдруг ощутила, как свинцовой тяжестью навалилась на нее неволя. Сестра так далеко. И каждый миг взаперти на этом пароме еще больше отдалял ее. Тонкие пальцы сжали ее руку, и Хана крепко сжала их в ответ.
Очнулась она внезапно. В каюте по-прежнему было темно, но из-под двери пробивался слабый свет, в котором можно было различить лежащие вповалку тела. Хана понятия не имела, сколько времени проспала. Она осторожно высвободила руку из ладошки Сан Су и села. Хотелось в туалет, но где он и как туда попасть, она не знала. Мочевой пузырь грозил лопнуть.
– Мне нужно в уборную, – громко прошептала Хана.
В темноте заворочались. Не дождавшись ответа, она повторила погромче.
– Тихо, дура, – долетело из темноты.
– Извините, мне нужно…
– Я уже слышала, дважды, – оборвал ее женский голос. – Ты что, не чуешь? Всем тут нужно в уборную.
Хану огорошил резкий ответ. Она медленно втянула воздух. Ничего. Она ничего не чувствует. Может быть, с носом что-то неладно?
– Я ничего не чую.
– Это потому что от нее одеколоном разит. Вот и не разбирает сквозь мужицкую вонь, – сказал другой голос.
– Ну да, видать, всю бутылку вылил себе на голову.
Слова ранили ее, Хана ощутила, как запылало лицо. Она подтянула к носу ворот платья и вдохнула. Так и есть – она пахнет как он. Он поселился в ее одежде. Ей захотелось сорвать все с себя, разодрать