Две мои предыдущие книги, посвященные рынку современного искусства, «Как продать за 12 миллионов долларов чучело акулы» (2009) и «Супермодель и фанерный ящик» (2014), я писал, будучи убежденным в том, что основополагающий принцип функционирования рынка современного искусства – профессиональное взаимодействие одинаково осведомленных покупателей и продавцов с целью установить рациональную цену на произведение искусства. Во время работы над данной книгой это мое убеждение значительно пошатнулось.
Впервые сомнения посетили меня в ноябре 2014 года на вечерних и дневных торгах аукционных домов «Кристис», «Сотбис» и «Филлипс» в Нью-Йорке, когда за четыре дня совокупная цена, за которую были проданы выставлявшиеся на торги произведения, составила 1,66 миллиарда долларов. Один только «Кристис» завершил торги на рекордной отметке в 853 миллиона. Если сложить все вместе, получается, что в каждую минуту торгов продаж совершалось на 6 миллионов долларов. По мнению специалистов, через год-два стоило ждать момента, когда за один вечер аукцион принесет миллиард.
Две шелкографии Энди Уорхола – «Тройной Элвис [тип Ferus]» (1963) и «Четыре Марлона» (1966), были проданы на «Кристис» как лоты 9 и 10. Каждая из работ была предварительно оценена в 60 миллионов долларов. На картину «Тройной Элвис», представляющую собой изображение Элвиса Пресли с рекламного плаката к фильму «Пылающая звезда» производства компании «Двадцатый век Фокс», где певец сыграл ковбоя, претендовали три участника, а ее продажа принесла 81,9 миллиона долларов. «Марлоны» – шелкография, воспроизводящая кадр из фильма «Дикарь» студии «Коламбия пикчерз». На ней изображен Марлон Брандо в кожаной куртке и кепке. Эта работа ушла за 69,6 миллиона. Владельцем обеих шелкографий была сеть немецких государственных казино WestSpiel, где они много лет провисели в клубном салоне. WestSpiel выставили картины на продажу с целью обеспечить акционерное финансирование: в случае соблюдения этого условия правительство области Вестфалия должно было выделить средства на строительство нового казино в Кёльне.
Сложно сказать, чему аплодируют люди в зале после продажи лота по рекордно высокой цене – усилиям аукциониста, решительности покупателя, назвавшего наивысшую ставку, или тому, что стали свидетелями рекорда. Продажа «Элвисов» сопровождалась продолжительными аплодисментами. Когда с молотка ушли «Марлоны», никто не хлопал – видимо, потому, что они шли вторым лотом и не сравнялись с «Элвисами» в цене.
Еще один повод усомниться в рациональности рынка возник у меня две недели спустя, когда я бродил по одному из павильонов ярмарки «Арт-Базель Майами». Я вступил в десятиминутную дискуссию с парой из Нью-Йорка о достоинствах небольшого портрета работы Уорхола, предлагавшегося по цене 17,5 миллиона долларов. Под влиянием момента они решили приобрести эту работу. «У нее такие шикарные цвета, – восторгалась жена, – и потом, Рождество же. Давай ее купим».
В то время за пределами художественного мира бушевали кризисы. В том числе в Западной Африке, где разразилась эпидемия вируса Эбола. По мере того как супруги продолжали обсуждать покупку «уорхола» – просто потому, что они могли себе это позволить, – меня преследовала мысль о том, насколько значительным стал бы их вклад в борьбу с эпидемией, если бы они пожертвовали 17,5 миллиона на медиков и лекарства. Или о том, как могли бы поменять ситуацию WestSpiel, если бы пожертвовали на благотворительность 151,5 миллиона, полученные от продажи двух шелкографий Уорхола.
Реальность, которая, как я надеюсь, предстанет перед читателем из дальнейших примеров, такова, что цены на современное искусство в верхнем сегменте мало связаны с какой бы то ни было концепцией настоящей или будущей ценности. Продавцы распускают перья, покупатели получают возможность демонстрировать свои новые игрушки и играть во взрослую версию забавы «а у меня больше, чем у тебя». Но есть и те, кто держит свои приобретения на беспошлинных складах за границей в надежде на будущий рост цен. Газета New York Times публикует истории в полполосы, где цены на современное искусство обсуждаются в том же духе, как, скажем, первичное размещение акций нового приложения по обмену фотографиями.
В книге Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке», впервые опубликованной на французском языке в 2013 году, покупатели – в большинстве своем мужчины и в большинстве своем представители финансового мира – стали объектами изучения в рамках анализа имущественного неравенства. Пикетти утверждает, что в условиях свободной рыночной экономики богатые – а именно 2200 миллиардеров – будут продолжать богатеть. А все потому, что, по его мнению, прибыль с инвестированного капитала выше, чем рост доходов или уровень экономического роста. Есть и еще одна причина, о которой Пикетти не упоминает. Для любых предприятий в области цифровых технологий работает принцип «победитель забирает почти все», и это образует гигантский разрыв между успешными и почти успешными. Вспомните «Фейсбук» или «Убер». Цифровая эпоха создает еще большее имущественное неравенство.
Безусловно, сегодня появляется