Вера. Не говори, Инна. Не ценим мы мужика при жизни. Ни в грош не ставим, а потом нам остается только плакать.
В дверь звонят.
Интересно, кто это может быть?
Инна. Не знаю, сейчас посмотрим.
Инна уходит открывать дверь. Возвращается с Надеждой. Та вся в черном, в руке алая роза.
Надежда. Я просто вне себя от ярости.
Инна. Надя, Вова умер…
Надежда. Умер… Что вы говорите? Что вы говорите?
Вера. Его тело нашли в Александровке. Он был в одних трусах.
Надежда. Ага! А мать его тоже умерла за неделю до смерти сына? Умерла мать, да?
Инна. Ну, да. Ты была на кладбище? Какая ты молодец.
Надежда. Нет, на кладбище я не была. Слава богу. Я была в морге. Купила цветы за двести рублей, приехала в морг к девяти утра, как сказал Николай, этот его приятель. Стою, жду. Думаю, почему же это нет моих дорогих подруг? И друзей нет. И родственников нет. Никого нет. Без пятнадцати десять. Покойников забирают одного за другим, а наших никого… А я с цветами. Одиннадцать алых роз.
Вера. Да ты понимаешь, Надя, мы не смогли… Очень хотели, но не получилось.
Инна. Мы в выходные на кладбище сходим.
Надежда: Сходите, сходите… Но только сначала дослушайте… Так вот, стою я с цветами и спрашиваю у работников морга, может быть, раньше забрали Владимира Николаевича? Может его отпевать повезли? Или кремировать. А работник мне говорит, что у них и в помине не было никаких Владимиров Николаевичей за последнюю неделю. Более того, они обзвонили другие морги – и там их не было. Я не понимаю, что происходит. Совершенно бессознательно набираю телефон квартиры их матери. И что вы думаете?
Инна. Что?
Надежда. Трубку берет Вовка. Голос я его узнала.
Вера. Какой ужас! И что?
Надежда. Спрашиваю: «А мама дома?» Не знаю, зачем спросила именно про маму. Он говорит: «Сейчас позову».
Вера. Позвал?
Надежда. Не знаю. Я выключила телефон. 10 роз – в мусорник, одну себе оставила… На память.
Инна. Вот это да!
Вера. Не понимаю я этих мужиков.
Надежда. А что тут понимать. Володя – человек пьющий. Решил собрать денежки на опохмел. А этот мудак Коля-маленький ему в этом помог.
Вера. Ай-яй-яй! А я ему двести рублей дала.
Надежда. Ха! Двести! Я – пятьсот, да еще и цветы!
Вера. А что ты так много?
Надежда. Сама не знаю. Нашло что-то.
Вера. Это прямо какая-то комедия.
Инна. Но с таким вещами нельзя шутить.
Надежда. Наверное, они сейчас с этим Колей бухают да над нами посмеиваются.
Вера. Я всегда подозревала за Вовкой какой-то порок. Года два назад – уже при Людмиле, между прочим, – говорили, что он гомосексуалист, а я не верила.
Надежда. А я верила, да и Людмила на мужика похожа.
Инна. А, может, брак у них был фиктивный?
Вера. Вовка, Вовка, лучше б ты все-таки умер, чем такой позор!
Инна. Слушай, он