– Полезет он? Сумеешь уговорить?
Вопросы были обращены ко мне, но я помалкивал. А что тут можно было сказать? Да, Тихона я вывел, но на волю выходить – это одно, а упихивать зверя в тесный автокороб – совсем другое. Но и задерживаться здесь было нельзя. По сути, мы стояли на самом виду, и каждая жилочка во мне сейчас исходила заячьей дрожью. Все висело на волоске, и в любой момент могло случиться непредвиденное. Хотя главным непредвиденным событием являлась на сегодняшний день наша несуразная команда. Лилипуты, осмелившиеся воровать пирожок у Гулливера… Да блин! – если бы не Тихон и не та жесть, которую собирались с ним сотворить здешние хозяева, сто раз мы бы еще подумали. Только вся штука крылась в том, что папы и мамы воспитывали нас несколько иначе. В детском саду и в школе, с экранов телевизоров и отовсюду нам без устали твердили, что животных надо любить, а природу всячески оберегать, что если кому-то больно, нужно вставать на защиту и пытаться помочь. Вот мы и пытались. Потому что чувствовали и знали: случись сегодня с Тихоном страшное, и для нас рухнет всё. И весь мир, и наша дружба, и вера во что-то первостепенное, на чем, как на трех пескариках еще покоилась наша большая планета.
– Серегу бы еще как-то забрать… – пробормотал Боб.
Я мысленно ахнул. А я-то про нашего товарища забыл! Немудрено при таком-то напряге.
– А где он?
– Мы этого обормота пытались спрашивать. Скотч даже сняли…
– И что?
– Ругается, гад. Угрожает…
– Вон оно как, – я повернул голову. Связанный охранник криво улыбнулся. Пыжился, герой – понял уже, что никаким спецназом тут не пахнет. Сявки пришли малолетние, любители пепси-колы и соленых сухариков. Вот только гадостей от него я что-то пока не слышал. Да и во взгляде его я уловил проблеск неуверенности. Нет, не нас он испугался – Тихона. Знал, что тут ему может по-настоящему обломиться. Такой зверюга и без лап головенку в два счета открутит.
– Сейчас он нам все скажет, – я наклонился к лицу мужчины. Балаклавы на мне не было, мы смотрели друг на друга в упор. В редком ежике волос на его голове я разглядел седину.
– Дети, наверное, дома есть?
– Уж всяко постарше и поумнее вас, – процедил он.
– Значит, некому будет плакать, если умнее, – я недобро прищурился. – Ты, гопник, думаешь, мы играться сюда приехали? По глазам вижу, что именно так ты и думал. Только я ведь скажу сейчас «фас», и все закончится. Во всяком случае, для тебя. Догадываешься, что может произойти?
Лицо у мужчины посерело, он явно догадывался.
– Ты этого не сделаешь, – тихо сказал он.
– Правильно,