– Да нет, ты, наверное, не ту квартиру имеешь в виду.
– Слушаешь?
– Да!
Таня открыла дневник старухи на следующей странице и продолжила читать:
«Всю ночь я не спала от сильной стреляющей боли в спине, а уснула только под утро. И мне приснился чудесный сон – я иду по лавандовому полю, знойное солнце печет мне спину, обжигая голые плечи до красноты. Длинные сиреневые гряды ползут по обе стороны от меня, словно гигантские змеи, и благоухают свежим стойким лавандовым ароматом, устремляясь к подножию белоснежной горы, окутанной в нижней части утренним ватным туманом. Я чувствую каждый свой шаг, иду все быстрей и быстрей, мне легко дышать, и я будто бы парю над землей, отрываюсь от нее, делая очередной шаг, и он становится таким длинным, что я практически лечу, бултыхая ногами в воздухе.
Мой сон прервала вошедшая в палату медсестра, а за ней еще несколько человек. Мне хотелось только одного – чтобы они скорее закончили свое дело и ушли вон. Мне не хотелось слушать их, отвечать на вопросы и уж тем более им улыбаться – зачем они тут? Я ведь мертва. Зачем осматривать и лечить человека, который давно умер, им что, живых пациентов не хватает?! Или они настолько глупы, что не могут отличить живого от мертвого?»
– Почему она называет себя мертвой? Это ужасно.
– Видимо, ей неслабо досталось, – ответил Виктор.
– Мне жаль ее, может, не стоит дальше читать? – поинтересовалась Таня.
– Послушай, ей действительно досталось будь здоров, раз ее переехал поезд, но! Прожила она после этого еще достаточно долго и, имея даже разные ноги, умудрилась укатить жить в Париж. Ты вот была в Париже?
– Нет, не была. Париж – это мечта. Это даже больше, чем мечта, это другая жизнь.
– Вот! Я тоже не был, – сказал Витя, хоть его и не спрашивали об этом, а потом добавил: – Может, она в своем дневнике написала чтото обо мне? Может, объяснила, чем ее заинтересовало мое рождение? А кроме тебя, мне никто его не прочтет.
– Ты можешь прочесть его сам.
– Не могу, – возмущенно крикнул Витя.
Таня догадалась. Вся картинка, словно пазл, собралась воедино, и она решила рискнуть еще раз:
– Ты…
– Я слепой, – опередил он.
Таня не знала, что надо сказать в такой момент, сморщила лоб и начала подбирать в голове фразы: «Не расстраивайся!» – Нет! «А я так и думала». – Нет, глупо както. «Для меня это вообще не важно». – Нет, при чем тут я. «А как это произошло?» – Нет, не мое это дело.
В воздухе повисла тишина, и, как Тане казалось, разорвать ее предстояло именно ей.
– Хорошо, – ответила Таня, – я прочту его для тебя, только не кричи больше, ладно?
– Прости.
«Прошла неделя, прежде чем мою ногу отвязали от железного поручня, это освобождение дало мне возможность переворачиваться на бок, а еще через некоторое время – подниматься и садиться на край кровати. Обезболивающие отменили, и боли в ноге стали куда ощутимее,