«Скромнее, мой Никодим!»
Выстрел! Нет, пистолет дрогнул беззвучно. Лейхтвейс не проснулся, просто понял, что ничего этого на самом деле нет – ни двора, ни девочки, ни пистолета. Есть лишь он сам – и память, которую нельзя ни уговорить, ни обмануть.
Наклонился к той, что стала его Смертью, взглянул в глаза.
– Хорошо. В следующий раз – моя очередь. Не обижусь.
– Сначала помоги ящерице… Веронике Оршич. Я одна не смогу.
Он ждал совсем иного и очень удивился. Поглядел вверх, в далекую синеву, попросил ответа.
Небо молчало.
«Тиритомба, тиритомба, – шевельнул губами князь, просыпаясь. – Тиритомба, песню пой!» Попытался сглотнуть, но во рту была Сахара, полная верблюдов. – «Выйду к морю, выйду к морю я под вечер, там одну красотку встречу…»
Помотал головой, провел ладонью по голове, усмиряя взъерошенные волосья-иглы, и не без радости отметил, что жив. К середине ночи перспективы казались не столь радужными.
…С золотыми роскошными кудрями
И с улыбкой на устах.
До «Тиритомбы» он все-таки не допился. Песню завел Красный Нос: говорить уже не мог, тем не менее, пытался общаться. Перед этим он успел подробно поведать о своей тяжкой, не сложившейся жизни, на нее же пожаловаться и пустить горькую горючую слезу. Осторожности, однако, не терял, о делах городских молчал напрочь, когда же помянули подесту, моргнул изумленно и вполне искренне поинтересовался, кто это такой.
Лишь взгляну я, лишь взгляну – она смеется,
Отвечает мне задорно.
Я ей нравлюсь, очень нравлюсь ей, бесспорно,
О, как счастлив, счастлив я!
Конвойные, люди с немалым опытом, форму держали и служебную честь не порушили, разве что говорить старались очень короткими фразами. Ближе к полуночи, многозначительно переглянувшись, встали из-за стола и отбыли, не забыв прихватить у хозяина еще одну бутыль альянико греко. Дикобраз остался при синьоре Ка-зал-ма-джи-о-ре и честно дождался, пока тот допоет про Тиритомбу и ткнется носом в деревянную столешницу.
Вдруг я вижу, вдруг я вижу к ней подходит
Старичок, ее папаша,
Он свирепо, он свирепо палкой машет
И грозит избить меня.
Дикобраз без всякого удовольствия поглядел в низкий белый потолок, осознавая, что надо жить дальше. Встал, окинул печальным взглядом маленький гостиничный номер. Деревянная кровать, стул, окна, керосиновая лампа на подоконнике, тумбочка, кувшин на тумбочке, рядом с ним знакомая черная бутыль и два глиняных стакана.
Князь попытался вспомнить, осталось ли что-то в бутыли. Не смог…
Убежала, убежала в страхе дочка…
Он избил меня отменно.
Шагнув вперед, сжал скляницу в руке, поглядел с надеждой. Взболтнул – и удовлетворенно улыбнулся. Будет, будет чем распугать верблюдов!
Но красотке, но красотке неизменно
Буду верен я душой.
Опрокинув стаканчик, немного подождал и окинул мир просветленным