16 февраля 1939 года, идя на работу, в газете, расклеенной на улице, я увидел его портрет. В некрологе сообщалось, что заслуженный деятель искусств художник Кузьма Сергеевич Петров-Водкин 15 февраля скончался. Умирал он, по словам М. Ф., присутствовавшей при его последних минутах, очень тяжело, сильно задыхался. Как выяснилось, у него был общий туберкулез, поразивший все внутренние органы и совершенно не поддававшийся никаким медицинским мерам. Через три дня состоялись похороны. Гроб с телом покойного был установлен в конференц-зале Академии художеств на высоком постаменте, задрапированном красной материей. Над изголовьем на двух красных полотнищах были написаны даты рождения и смерти: 1878–1939, а между ними помещен автопортрет художника, где К. С. изобразил себя еще с бородкой, которую в последнее время не носил. У гроба все время менялся почетный караул из художников. Речи произносили скульптор Манизер, художник Дубов и многие другие. Я сверху видел, как гроб подняли на руки и понесли вниз по лестнице, в этот момент казалось, будто хозяин навсегда покидает свое жилище. Гроб установили на колесницу, запряженную шестью лошадьми, и Кузьма Сергеевич тронулся в свой последний путь по родному городу. Первая остановка была на улице Герцена у Ленинградского отделения Союза художников, которым с 1932 года руководил покойный, вторая – у Академического театра имени Пушкина, где К. С. оформлял спектакль „Безумный день, или Женитьба Фигаро“. Мне довелось быть на этом спектакле по его приглашению. Декорации поражали необычным сочетанием цветов и были настолько хороши, что бурей аплодисментов художник был неоднократно вызываем на сцену вместе с актерами, участниками спектакля. Возвращаясь к похоронам, хочу сказать, что погода в этот день была ужасная. Шел мокрый снег, и дорога до Волкова кладбища казалась бесконечной. Когда процессия прибыла на кладбище, стало темнеть, и гроб опускали в могилу при фонарях. Для последнего прощания открыли крышку гроба, и на такое знакомое и близкое лицо падали снежинки и, не тая, оставались на нем. Последние минуты прощания, крышка закрыта, и только гулкие удары комьев земли были последним приветом навсегда ушедшему от нас талантливому человеку.
Чтобы не оставлять Марию Федоровну одну, мы с женой почти ежедневно ее навещали. Как-то придя к ней, мы увидели на столике у окна стеклянный прямоугольный ящичек и в нем – голову, да, да, голову Кузьмы Сергеевича. Оказывается, это была посмертная маска, но несколько необычного вида – целая голова телесного цвета и даже со следами волос покойного. Впечатление было потрясающее. В дальнейшем М. Ф. сделала на этот стеклянный ящичек зеленые шелковые занавески, которые скрывали его внутренность. М. Ф. решила привести в порядок все художественное наследие К.С., составив подробную опись, и попросила ей помочь. И вот мы с ней начали эту большую работу. Приходилось обмерять каждую картину, описывать материал и устанавливать дату написания. Я по два-три