Миледи Пейдж скользила по волнам задаваемых ей вопросов и спешно пересказываемых сообщений. Она отвечала людям резко и громко, словно глухая.
– Дэйла, знай суть-вопрос, ты правая, он делай так – кради козленок. Эй, Пайк! Твой папайя готов, ступай и джем-вари, недели-эту-ту. Мастер Стронтик, пойди-ищи крюк-серп зиг-заг-ручей-близость. Райдер. Тебе – торговля-весть, спрашивай третий день. Что, не люби выждать? Бедняжка Райдер. Тогда спроси губернатор. – Миледи Пейдж коротко и трескуче рассмеялась.
Невзирая на свой высокий статус, миледи Пейдж по обыкновению разговаривала на просторечи. Этот язык, по сути, ничьим не был: представлял собой эдакий винегрет из слов, надерганных из местных наречий и языка Всадников. К тому времени, как выросли внуки первопоселенцев, те заметили, что как ни учи детей родному языку, они, точно грязь на ботинках, приносят с улицы подобный лепет, невнятную смесь языков.
– Эта тарабарщина сгодится в полях и на берегу, но только не в этих дверях! – возмущались родители, но добились только того, чтобы новый язык обзавелся именем. Верноречь, старый колониальный язык, был прозван языком знати, потому как на нем говорили в домах.
Так языку знати достались гостиные, школы, университет, больницы, губернаторские дворцы и кабинеты. А просторечь гремела на пляжах, расхаживала по улицам и свистела в скалах. Сделка, похоже, ее полностью устроила.
– Ты!
Хатин вздрогнула и чуть не сжалась в маленький комочек, когда унизанный перстнями палец миледи Пейдж внезапно указал в ее сторону. Бормотание стихло, и Ха-тин замерла под дюжиной грозных и настороженных взглядов.
– Надейся я знай-нет резон-ты приди? – сказала миледи Пейдж. Веки ее глаз на мгновение приподнялись, показав золотистые радужки. – Я знай. Знай резон-ты, хитроплет.
Улыбка словно примерзла к лицу Хатин, тогда как желудок буквально выворачивало наизнанку. Годами хитроплеты не могли выйти из ловушки страха, гадая, много ли их секретов знает миледи Пейдж. Большинство подозревало, что она играет с ними в кошки-мышки.
– Веха-прыг затей, да? – Широкие губы Пейдж растянулись еще шире, как будто под опущенными веками глаза ее наблюдали занимательный сон.
С огромным облегчением Хатин догадалась, о чем толкует Пейдж. Несколько желтых лет и голодных зим подряд заставили горожан бросить вызов вулкану и распахать несколько ярусов нижних склонов Повелителя Облаков под посевы. Земля там была каменистей и круче, чем холмы у подножия, на которых раскинулись Земли Праха, однако иных земель, пригодных для возделывания, поблизости не оставалось. Жители Погожего были убеждены, что хитроплеты втайне передвигают вешки, которыми обозначены