Солдаты бегали туда-сюда по коридорам, полупьяные, неотесанные, перепуганные и без командиров. Наверняка здешняя шантрапа и не видывала драджа вблизи. А те – зрелище не для слабонервных.
– Нужно спускаться и драться вместе с гарнизоном, – без энтузиазма заключил я.
Я не люблю драться без гонорара, но если Двенадцатая канет, то мы все – в глубоком дерьме. Ненн решительно покачала головой, схватилась за ручку лестничной двери и потянула, закрывая, а затем уложила поперек пыльную балку засова. Если крепость строят умные люди, на лестницах обязательно будут глухие двери. Двенадцатую строили очень умные.
– Не туда, – сказала Ненн. – В кухне их десяток, если не убежали, конечно. Какого хрена им тут надо?
– Пытаются пробиться к управлению Машиной, чего еще? – буркнул я.
– С полусотней? А как они удержат крепость? Я не полководец, но даже мне очевидно.
За дверью топот. Не поймешь, друг или враг. Но крики и визг стихли, а это крайне дурной признак.
– Ладно, потом поразмыслим о причинах. Сейчас главное не грохнуться, – заключил я, и мы пошли назад, в мой коридор.
На следующей лестнице мы услышали голоса снизу: жужжащее пощелкивание и выдохи. Стародхьярское наречие. Эту дверь мы тоже закрыли, попробовали третий путь.
– Капитан, у нас плоховато с выбором, – предупредила Ненн.
Я это уже понял и сообщил:
– Нужно выбираться отсюда.
– Значит, не идем вниз?
Черт, что делать? Кровь бешено стучит в полуоглохшие уши. Враг держит ворота и методично зачищает крепость. Моя команда непонятно где и, возможно, уже мертва.
– Если сдохнем, нам не заплатят, – заметил я.
За углом мы наткнулись на группку драджей, взбегавших по лестнице. Нас двое, их четверо. Дрянной расклад. Я не дерусь в меньшинстве, и уж тем более за проигранное дело. Я б кинулся наутек – но первый бросился на меня.
Глубинный король лишь недавно обратил его. Все драджи сначала были людьми. Этот еще мог сойти за человека. Фермерская стать, пустые глаза зачарованного, вокруг запястий и щиколоток – лоскуты молитвенных лент. Хлоп, хрясь – и готово. Всего пара секунд разумной жестокости. Я не стал дожидаться, пока он поймет, что умер. Пока он падал, я пырнул еще два раза, а затем отступил, пригнувшись и выставив щит, но драджи не нападали. Ненн тихонько гортанно зарычала – и я увидел за ней тень.
Мальчишка был пухленький, маленький даже для десятилетнего и совсем нормальный с виду. Ненн жутко, отчаянно закричала, будто с ней делали кое-что пострашнее зверства, учиненного мною с умирающим драджем. Я развернулся бежать, но в мой разум врезалось заклятие, укравшее силу у ног. Я упал на колени. Словно ползучая холодная лярва, прилетевший от «малыша» лед полез в мое существо, в мои мысли, в мою волю и, наверное, – если у меня была душа, – прямо в душу. За глазами будто надували пузырь, из носу потекла кровь. Я очень живо представил, как умирали несчастные беглецы в Пыльной расщелине.
«Малыш» всмотрелся в мой разум, ледяной червь въелся