Выслушивали его внимательно. Но никакого желанного результата все эти переговоры ему так и не принесли. Компетентные офицеры политуправления отвечали без околичностей – нет, запасной бригаде тоже нужны кадры, и по всем статьям его место как раз там. Эммануил понимал, что они, помимо его литературной профессии, имеют в виду толстые стекла его очков. Некоторые старшие офицеры в разговорах с ним вздыхали, показывая, что сами тоже стремились и стремятся на передовую, однако долг обязывает каждого служить Родине там, где приказано, и вот они подчиняются своей участи. Надлежит и ему. Был еще один шанс, на который он долго, очень долго надеялся, – что их курсантская стрелковая бригада сменной чередой поедет в полном составе на фронт, о чем не раз толковал ему начальник политотдела, ссылаясь на общую директиву по армии и ожидаемый вот-вот приказ; убедительно толковал, доверительно, и в сорок втором году, и в сорок третьем…
В мае 43-го Эммануил писал жене: «Меня отсюда не хотят отпускать. Делают это из соображений деловых – я работаю хорошо, и из дружеских – нечего, мол, ехать на фронт. Сиди здесь – чем тебе плохо? Но этим мне делают медвежью услугу. Все равно – на фронт нужно идти…» По доверчивости души он так и не уяснил до конца, что происходило за кулисами его переговоров с начальством. Происходила же банальная история – «деловые и дружеские соображения» его ближайших начальников были небескорыстны. Всякий раз, когда Эммануил, более или менее обнадеженный – «подумаем, посмотрим, поможем» – возвращался из политотдела бригады, туда отправлялся редактор со своим подбором доводов, по которым Казакевича никуда из редакции отпускать было нельзя.
Эммануил вытягивал редакционный воз на себе. Это было у него в крови – взваливать дело на свои плечи. Он увлекался работой, предлагал толковые идеи и сам же их осуществлял. Его блокнот был постоянно набит фамилиями и фактами, из которых он один, точно маг, сотворял за пару часов целую полосу. Однажды, их, офицеров, вызвали в день выпуска газеты на стрельбище для проверки личной огневой подготовки, они проторчали там до вечера, а материала для газеты не хватало и на половину номера, набор остановился. Выручил, как всегда, Эммануил. При такой палочке-выручалочке редактору вольготно жилось во граде Владимире, можно было пользоваться радостями тыловой жизни.
В своих хождениях к начальнику политотдела редактор был настойчив и сметлив. А дальше все шло по схеме. Начальнику политотдела в первую очередь был нужен в бригаде порядок. «Порядок» с газетой обеспечивал добросовестный, писучий, политически грамотный Казакевич. С ним можно было не опасаться печатных ляпсусов, чреватых неприятностями, особенно опасными в военное время. И выходило: лишись его – не оберешься хлопот с этой многотиражкой и со старшим лейтенантом без младшего. В газете же каждое напечатанное слово, как и написанное пером,