Парадокс, иными словами, неустраним, как фактическая точка сопротивления реальности нашему мышлению. Противоречия же, напротив, – это потенциально устранимые неясности (даже если мы пока не знаем как это сделать, это возможно).
Парадоксы, с одной стороны, как бы извне ограничивают область нашего возможного понимания. С другой стороны, представляют собой своего рода фундамент, опору мышления – мы можем мыслить, лишь оттолкнувшись от действительного ограничения.
Наш мозг создавался эволюцией под решение конкретных задач выживания. Наивно полагать, что в нём «припасены» опции «объективного познания мира», или что спектр исследовательских возможностей нашего мозга простирается на любую область, какую бы мы ни выбрали.
Градусник – хороший и дельный прибор, если речь идёт о необходимости измерить температуру. Но он не в силах определить электромагнетизм или выявить генную структуру ДНК. Он даже не измерит все возможные температуры, а лишь только те, на которые он рассчитан.
Наличие «зон» реальности, которые нам (нашему познанию) принципиально недоступны, является фактом, который может быть отнесён к некой естественной аксиоматике. Впрочем, это так и не осмыслено нами в должной мере. Точнее, не определены следствия этой «аксиомы».
Прежде всего необходимо понять, что мы вообще имеем в виду, когда говорим о «познании».
При внимательном рассмотрении оказывается, что мы не подразумеваем под «познанием» простой сбор фактов (что странно). Речь идёт о возможности (или невозможности) создать непротиворечивое представление (некую концепцию) о том или ином явлении.
И действительно, – скажет кто-то, – зачем нам «факты», если они не укладываются в единую схему? Зачем нам факт, который выпадает из общей картины, противоречит «общей логике» и просто не согласуется с ней? Действовать мы можем, как нам кажется, только если у нас будет ясное представление о том или ином явлении. Если же у нас просто «груда» фактов, то что нам с ними делать?
На самом деле, уже здесь начинается досадная путаница.
Вот мы берём, например, некое множество фактов, и они, благодаря гениальной интуиции Чарльза Дарвина, складываются в теорию эволюции.
Очевидно, что дарвиновская теория эволюции, при всей её блистательности, чего-то точно не учитывает (на самом деле целые пласты фактов ею отброшены – не замечены, уведены в тень или проигнорированы).
Но нас это совершенно не смущает, потому что – «в общем и целом» – мы с её помощью получили правдоподобное объяснение многих, прежде неясных для нас вопросов биологии.
Не значит ли это, что нам просто нужны были эти объяснения «непонятного»? И что там теперь с этими «объяснениями» делать?
Напомню,