В душе Берзалов соглашался. Но когда? Когда этот «хомо» возникнет? Когда все передохнут? Уже были времена, когда погибшие плыли по Оке вереницами, а увечные умирали по городам и весям. Похоронные команды с ног сбивались. Долгие месяцы приходилось ходить и воевать в противогазах, даже спать в них. Самым большим дефицитом стали негашеная известь и хлорка. Геннадий Белов только и делал, что ворчал: «На сегодня хлорки… три бочки извели…» Всё это Роман вспомнил в мгновение ока, прежде чем принять окончательное решение: в штаб не тащить, допрашивать надо здесь, в окопе, пока ещё не очухались.
– Откуда топаете, дядя?! – спросил он у бородатого, который лежал на дне ячейки и тихо, через силу стонал.
От него пахло давно не мытым телом, огромным-огромным несчастьем и ещё чём-то, чего Роман понять сразу не мог. Ну да, конечно, полем, лесом, кострами и вшами – это всё понятно. Трагедией века – тоже, теперь все несчастные и потерянные, но ещё чём-то – гордостью, что ли, за которой стояла сила. Ага… – сделал вывод Берзалов, хотя конкретно мысль не сформулировал. Обычно пленные гордостью не пахли, они были подавлены и ужасались своей судьбе, поэтому они пахли горьким-горьким запахом страха. А этот стойко пах грецкими орехами. Откуда они такие? – удивился Роман и даже хмыкнул, мол, ничего не понял, но приму к сведению.
– Откуда шли? – ещё раз спросил он и присел перед бородатым.
У того изо рта стекала сукровица, и он периодически размазывал её по клокастой бороде.
– Так я тебе и сказал, – покосившись, как на идиота, ответил бородатый, через силы кашлянув так, что изо рта вылетел сгусток крови.
– Что, гордый, что ли? – осведомился Берзалов.
– Гордый… – выдавил из себя ответ бородатый, исходя смертельным потом.
Дышал он тяжело и хрипом. Чувствовалось, что он вот-вот отдаст богу душу.
– Ну