– А куда мать их подевалась?
– С моим братом сбежала. Два с половиной года назад из экспедиции вернулся – дети у сестры, жены нет. Потом письмо прислала… – Алексей разлил коньяк по рюмкам, свою махнул залпом. – Ты не думай, мальчишки хорошие, не шпана. Белобрысые, на меня похожи.
– А про Шуру ничего узнать не хочешь?
Может, я змея подколодная? Оберу тебя до нитки и тоже смоюсь, как твоя… – Шура отвернулась к окну.
– Захочешь – расскажешь. А на змею ты не тянешь. И Бог два раза наказать не может.
Я за прежние грехи рассчитался… Давай выпьем, – Алексей потянулся рюмкой к Шуре, – выпьем за нашу новую жизнь…
– Ишь, какой быстрый! Я что, тебе согласие дала? – Шура возмущенно вскинула бровь.
– Моих пацанов испугалась? – Алексей стукнул рюмкой Шурину и, не дожидаясь, выпил. Шура тоже медленно влила в себя алкоголь и стала смотреть в окно. Там продолжала тянуться ровная, как доска, степь.
«Знал бы он, кого с собой в жизнь приглашает, – думала она. – За ним плохих хвостов нет. А за мной? С другой стороны, судьба второй раз такой шанс не выдаст. И дети. Своих не рожу, хоть чужих помогу вырастить. Я же баба, должна материнскую ласку, Богом заказанную, в мир отдать».
– Чего замолчала? Все-таки обиделась? – тихо спросил Алексей. – Давай начистоту. Не нравлюсь я тебе? Закроем разговор и баста.
– Почему не нравишься? Я бы тебя сразу к чертям собачьим послала. Раз сижу с тобой, значит ничего…
– Тогда давай по рюмке за новую жизнь и пошли вещи собирать.
– Ты сейчас напился, потом протрезвеешь и за голову схватишься, – зацепила Шура.
– Я от трех рюмок?! Обижаешь… Девушка, рассчитайте нас.
В проходе между вагонами Алексей сзади обнял Шуру и притянул к себе. Она обернулась, нашла его губы.
– Вон где надумали?! – удивилась щекастая проводница, непонятно как оказавшаяся за три вагона. – Дайте пройти. У меня скоро станция.
Алексей вытащил на платформу вещи. Затем вывел за руку-Шуру. Обнял ее, и Они так стояли, прижавшись друг к другу, пока поезд ждал, а рядом входили и выходили пассажиры. Из окон вагона на них глазели бывшие попутчики. Щекастая проводница стояла у дверей, с видом глубокого неодобрения отвернув от них свою мощную тушу. Потом поезд тронулся. Перрон опустел, а они все продолжали стоять, словно боялись, что это случайное соединение в большом и чужом мире может внезапно нарушиться и они вновь останутся каждый со своим одиночеством. Поезд обернулся маленьким длинным червячком. Вдали под ним прогремели стыки моста. Под мостом текла великая русская река, загаженная нефтью, запертая плотинами, но полноводная и мощная, несущая корабли и новые надежды.
На четвертом этаже дома на Фрунзенской набережной на подоконнике сидел рыжий сибирский кот Фауст. Голубыми влажными глазами Фауст смотрел на чертово колесо. Колесо крутило кабины в Парке культуры имени Горького на другой стороне Москвы-реки. В отличие от других котов Фауст мог считать себя полиглотом. Он знал три языка: родной – кошачий, немецкий и теперь русский. Немецкий