Представить «драпающим» этого лысого грузного рудокопа было непросто, и рыжий, слушая его, недоверчиво кривил губы.
Лещ нашелся у рудокопного дома, где в тесноте жили несколько больших семей. Сварливая с виду женщина, устроившись под маленьким окошком длинного каменного дома, ощипывала курицу. Вся трава вокруг нее была в мокрых белых перьях и тощих жадноглазых котах. По небольшому двору с воплями носились малыши, дети постарше таскали воду в бадейках куда-то за дом. Лещ возился с покосившимися досками изгороди, от которой не было никакого толку в открытом всем ветрам селении.
– Да я и не скажу ничего, – бормотал он, уставившись на свои руки, поворачивал их то вверх, то вниз ладонями, – здоровая она была, серая, будто мышь. Я ж все рассказал уже, что запомнил. А хочется забыть, понятно? Каждую ночь просыпаюсь! Чудится, будто тварь за мною пришла и в ставень клювом шкрябает…
Суслика не нашли. Сделали круг по поселку, заглянули в таверну и отправились смотреть следы у копальни.
С пригорка, облепленного домишками и двориками рудокопского поселка, можно было разглядеть кусочек варочьего поселения на соседнем холме. Дома там были тоже каменные, но крытые фигурной черепицей, между ними буйствовали фруктовые сады. По широкой дорожке у ограды неспешно прогуливалось семейство. Рубаха на варке была расшита так густо, что казалась сшитой из цветных лоскутов. То ли он взял на прогулку только одну жену, то ли она вообще была у него одна – скорее, второе, очень уж важно вышагивала эта варчиха. Трепетал вокруг её ног длинный невесомый подол платья, блестели нитки бусин, пришитые на плечах и груди. Единственного ребенка оба крепко держали за руки.
На камнях и земле у копальни виднелись пятна засохшей крови.
– Вот тут Сизого нашли, – варка закладывает руки за спину. – Остальных изнутрей выволакивали, там следов не разглядеть толком, темновато все ж. Тут лучше видно. Вот это – вроде как след лапы, так же? Я велел камешками оградить, чтоб не затоптали, начт. А вот она словно когтем скребнула. Еще перья тут были, на голубиные похожи, я сразу не сообразил, что они могли с творины нападать. Куда-то они задулись потом ветром, те перья.
Парень присаживается возле следов, оглядывает их так и эдак, потом разворачивает пергамент и внимательно рассматривает свои наброски. Только теперь варка может их разглядеть и удивляется, как хорошо и правдиво срисованы пробитые головы и разорванные лица рудокопов из мертвяльни.
– И чего? – нетерпеливо спрашивает он. – Вы уже начнете творину искать или хотите еще погулять?
Рыжебородый вопросительно смотрит на парня, но тот не видит его взгляда, погруженный в свои рисунки, и будто не слышит вопроса варки.
– Накер! – окликает рыжий.
Парень смотрит на него снизу вверх, прищурившись, и варке кажется, что он хочет сказать какую-то колкость. Но