Мама доверилась опыту Павлика Давидовича, подождала, пока тот вывел Беньку на обочину посередь города. Бенчик обгадился, естественно, был наспех обтерт лопухом и снова второпях всунут в салон – приходилось срочно заметать следы, потому как гадить на улице великого математика, потрясающей умнейшей женщины Софьи Ковалевской, оскорбляя тем самым не только чистоту и порядок названной ее именем улицы, но, что более преступно, саму ее память, не дозволительно никому, даже обосравшемуся от ужаса псу.
Я ждала приезда мамы с сопровождающими ее лицами уже больше часа. Надя изводила меня беспрерывными вопросами о Бенчике.
– Да увидишь сейчас сама. Что ты меня мучаешь?
– Мама, а он лохматенький? Какого цвета? А породы?
– Кокер-спаниель, красивый, кудрявый, уши длинные, коричнево-бежевый в светлых пятнах. Хотя я и сама не знаю. Не видела.
– А он сильно породистый? Сильно? – казалось, Надя засомневалась, можем ли мы соответствовать.
– Породистый. Настолько, что лордами и графами были не только его бабушки, но и случайные дети неразумных побочных страстей его дедушек.
– Что?
– Так, ничего. Тебе это еще рано понимать…
Бенчик и правда был гораздо породистее всех наших самых именитых знакомых. Павлик Давидович, по сформированному на генном уровне древнему еврейскому принципу – никогда ничего заграничного не покупать на территории России (потому как все заграничное, включая живых породистых собак, производится евреями и армянами еврейского происхождения из местного подручного материала), вываживал щенка американского кокер-спаниеля, как невесту китайского императора. Он узнавал о пометах, ожидаемых к реализации в Москве и Питере, списывался с далекими родственниками в Америке и Канаде и, наконец, вышел на след молодого почти годовалого пса, привезенного непосредственно с американского континента и предлагаемого к реализации по причине охладевшего к нему интереса предыдущих хозяев.
Надо пару слов сказать и о самом Павлике Давидовиче. Он был полноценным евреем, но не был им в том смысле, что поступками во многом отличался от собратьев и сородичей. Он был подвержен чувствам – человеческим чувствам русского человека, когда вдруг возникало непредсказуемое «хочется», необъяснимое «жалко», совсем уж непредвиденное «за любые деньги». При этом еврейская мама не преминула проконтролировать добавку в его ДНК всех обязательных ингредиентов еврейской закваски. У Павлика Давидовича начисто отсутствовала русская лень, ему не свойственно было сворачивать с избранного пути, по-русски петлять в извилистых завихрениях безответственно развивающейся судьбы. Он был всегда подтянут, собран, активен,