Вдруг в дверь грубо постучали. Фридрих оглянулся на отца:
– Ты кого-то ждешь?
Отец покачал головой.
Он прошел в гостиную и выглянул из-за занавески.
– Это за мной. Фридрих, слушай внимательно. Молчи, ничего не говори, в чем бы меня ни обвиняли.
– Отец… – У Фридриха что-то сжалось в животе.
Отец крепко его обнял:
– Прости, это все из-за меня. Главное – молчи, что бы ни случилось.
Потом отец отпустил его и отпер дверь.
На пороге стояли двое штурмовиков в коричневых рубашках. Один – низенький и толстый, другой на целый фут выше своего напарника.
– Господин Шмидт, – сказал высокий, – я – капитан Эйфель, а это капитан Фабер. Можно войти?
Они шагнули в прихожую, не дав отцу времени ответить.
Эйфель кивнул на багаж:
– Куда-то уезжаете?
– Да, в Берлин, к дочери.
Штурмовики вошли в гостиную и осмотрелись. Отец шел за ними, Фридрих держался поближе к нему. Никто не стал садиться.
– Видите ли, господин Шмидт, в том-то и вопрос, – проговорил Фабер. – Нам сообщили, что вы направляетесь в Берлин повидаться с дочерью. Однако вашей дочери сейчас нет в Берлине. Она вместе с дочерью начальника полиции готовится к митингу в Мюнхене и пробудет там все выходные.
– Мы… У нас в Берлине есть еще родственники, – сказал отец.
– Они тоже будут на митинге в Мюнхене, – ответил Эйфель. – Поездка в Берлин – всего лишь прикрытие, так?
У Фридриха даже голова закружилась от внезапной догадки. Вот почему Ансельм сегодня утром от него отстал! Он знал, что Элизабет с Маргаретой поедут на митинг в Мюнхен. Сообразил, что Фридрих врет, и наябедничал своему отцу – начальнику полиции. Теперь и отец Фридриха попался на лжи.
– К сожалению, вам придется отложить поездку, поскольку у вас нет никаких дел в Берлине, – сказал Фабер.
– И мы вас попросим проследовать с нами в участок. Для беседы, – сказал Эйфель.
– По какому поводу? – спросил отец.
– Там все объяснят. Прошу! – Фабер приглашающе повел рукой.
– Да, конечно. – Отец оглянулся на Фридриха. – Я уверен, это ненадолго.
Эйфель подошел вплотную к Фридриху, разглядывая его лицо.
Фридрих попятился.
– У мальчика уродство. Он также и в уме поврежден?
Эйфель говорил таким тоном, словно Фридрих не стоял так близко, что чувствовал запах у того изо рта.
– Он не урод и не слабоумный! – ответил отец. – Он очень талантлив! Это всего лишь родимое пятно.
– Мерзость какая, – откликнулся Эйфель. – Есть кому о нем позаботиться?
– Да, – сказал отец. – Я о нем забочусь. Я ведь через пару часов буду дома, верно?
Штурмовики переглянулись.
Фабер изогнул бровь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив