Нечаев вздохнул, смирился с наличием давно и периодически успешно подавляемой привычкой и повторил его жест. Вспоминать неоригинальную фразу про связь паранойи и слежки, а тем более повторять ее ему не хотелось.
– Как видите, никто за вами не шпионил, вывод вытекает из элементарного логического построения.
– Вижу… – покивал Нечаев.
В конце коридора открылась дверь одной из палат. Вначале выехала тележка с тарелками и пустым графином, затем показалась медсестричка: юная, миловидная и тоненькая. Нечаев не обратил бы на нее внимания, если бы не толстая коса пшеничного цвета, перекинутая через плечо и спускавшаяся до пояса.
– Вы простите, что я так задержал вас, – приняв виноватый вид, попросил доктор. – У вашего брата режим, и он, думаю, был бы против, чтобы вы оказались свидетелем его трапезы… руки пока не слушаются его, как раньше, однако уверяю, подобное ненадолго.
– Я понимаю, – заверил Нечаев, не сводя глаз с направляющейся к ним девушки.
Не красавица, но и дурнушкой назвать ее не повернулся бы язык. Необыкновенная. В век типажей ей не нашлось бы места на экране, а вот в моделях она могла бы заблистать. Только не среди вешалок, вышагивающих по подиуму, а тех, кто смотрит с портретов художественных салонов или экспозиций фотохудожников. Резко очерченные скулы привносили в ее внешность нечто монгольское, как и узкие раскосые глаза. Вот только цвет их был не черный, а поистине колдовской: бледно-болотный. Ни светло-карим или серым, ни просто зеленым назвать его не выходило. Длинные черные ресницы очерчивали их, словно у фараонов на древнеегипетских фресках. Тонкий длинноватый нос с горбинкой ее нисколько не портил, как и бледные нитевидные губы.
Тележка звякнула, Нечаев посторонился.
– Все хорошо, Настенька? – спросил доктор, стоило девушке поравняться с ним. – Как чувствует себя Арлен Владимирович?
– Поел, шутил, одарил двусмысленным комплиментом, – голос у нее оказался низким и переливчатым, под стать внешности.
– Вот видите, – доктор взглянул на Нечаева, – прогресс налицо. Если пациент начинает интересоваться прекрасным полом, значит, он точно выздоравливает.
– А в чем двусмысленность, если не секрет? – спросил Нечаев.
Настя повела плечиком:
– Не знаю даже, обидеться или возгордиться, – призналась она. – Арлен Владимирович назвал меня истинным совершенством, созданным не для любви, а для восхищения.
– Это в его духе, – улыбнулся Нечаев, подумав, что вряд ли сумел бы столь же четко обозначить свое впечатление от этой девушки.
– А вы его брат, – сказала Настя.
– Двоюродный, – поправил Нечаев и кивнул.
Он мог бы говорить с ней бесконечно, но доктор ухватил его за локоть и потащил в сторону палаты. Осталось лишь попрощаться, улыбнувшись напоследок. Жаль, мимолетная встреча не предусматривала обмена телефонными номерами