Я не двоечник. Будь я им, меня бы легче было донимать. А я не хочу давать всем этим людям повод цепляться ко мне. Когда-то я был отличником. В то время мама вешала мои табели успеваемости на холодильник. Сейчас же я не утруждаю себя учебой, стараясь лишь не скатиться на двойки.
Слова миссис Хиллард – вызов. Наше молчаливое противостояние слишком затянулось.
– Я не успею поесть, – наконец говорю я.
Ее плечи опускаются. Слегка. Но я это замечаю.
– Хорошо, – вздыхает она и кивает на дверь. – Иди.
Я уже в коридоре, когда до меня доносится ее голос:
– Деклан, подожди. Твое домашнее задание.
Поворачиваюсь. Миссис Хиллард подходит ко мне со сложенным листом бумаги в руке.
– Я слышал, что вы задали.
– Нет, я дам тебе другое задание. – Она протягивает мне лист. – Напиши ответ на мой вопрос. Краткий или развернутый – как пожелаешь.
Я забираю у нее лист, и ее лицо светлеет. Затем сминаю его в руке и отворачиваюсь.
Я миную очередь в столовой. У Рэва с собой столько еды, что ею можно накормить целый полк. Кристин всегда дает какую-нибудь вкуснятину и для меня. Не помню, когда в последний раз мне собирала обед мама. Да я и не заслуживаю этого.
Бросив скомканный лист на стол, я сажусь напротив Рэва. Мы всегда занимаем один и тот же стол. В окна стучит дождь, столовая переполнена, но к нам никто не подсаживается.
– Ты похож на черного жнеца смерти, – замечаю я. На его толстовке принт скелета, а на голове, как обычно, капюшон.
– Рад стараться. – Он разворачивает смятый лист и зачитывает вслух: – «Почему Дилан Томас чувствует отчаяние?» Это что такое?
– Домашка по литературе. Но я тебе другую записку хотел показать.
Рэв достает из пакета упаковку с сэндвичем и придвигает ее ко мне.
– Твоя девушка еще что-то написала?
«Моя девушка». Мне нравится фраза, хотя причин для этого нет.
Рэв знает, что мы продолжаем переписываться, но я не показывал ему наших писем с того вечера, как о ней рассказал. Наши с ней разговоры стали слишком личными, и мне бы не понравилось, если бы она делилась с подругами моими тайнами. В последней же короткой записке нет ничего такого, и мне не терпится рассказать о ней другу.
Он читает ее, пока я разворачиваю упаковку, в которой два ломтика бананового хлеба. Каждый из них намазан сливочным сыром, посыпан грецкими орехами и изюмом. У меня слюнки текут. Хочется сразу все в рот запихать.
– Она наша ровесница, – замечает Рэв.
– Ага.
Друг обводит взглядом столовую, словно незнакомка может сейчас за нами наблюдать. Если я после прочтения записки ликовал, то он абсолютно серьезен.
– Ты уверен, что тебя не разыгрывают?
– Каким образом?
– Она не хочет встречаться с тобой. Неизвестно, действительно ли ей семнадцать. Может оказаться, что она – пятидесятилетний мужик, кайфующий от такой фигни.
Я вырываю записку у Рэва из рук и убираю обратно в рюкзак.
– Заткнись.
Он