– Да, конечно, прикладывайся рядом на матрас, – проговорила я, отходя в глубь.
Ты смог еще по-человечески дойти до матраса и рухнул. А я пошла на кухню. Картошка уже остыла. Я поставила сковородку на стол, взяла вилку и положила рядом роман Гамсуна. И так я читала Гамсуна, время от времени накалывая картошку на вилку, а через некоторое время ты пришел на кухню и помог доесть мне картошку, и мы не заметили, что за разговором ничего не оставили брату.
Ты рассказал, что увидел меня первый раз, когда вам с братом было пятнадцать лет, – я гостила у тети, – увидел меня сидевшей на диване, а потом ты добавил, что у меня последняя пуговица на летнем халате была не застегнута, отчего оголились колени, и ты хотел положить мне руку на колено.
– Я не помню этого, – призналась я, – и вы были совсем дети, я тебя не заметила тогда, – добавила я, – я знала тебя, но не заметила.
Ты положил мне руку на колено и спросил:
– Ты знаешь, что такое прелюбодеяние?
– Конечно, – ответила я, убирая руку. – Что, сбылась твоя мечта?
– А любодеяние?
– ?.. никогда не слышала этого слова, – ответила я. – Верно, ты знаешь тогда, что такое прелести и пленение?
Потом ты объяснял мне разницу между пре- и любодеянием. Но, как я понимаю, ты был тогда не столько религиозен, сколько мистик, и еще, мысли о смерти, не своей, но других, часто посящали тебя. В сущности, в чем-то мы с тобой совпадали, ведь я думала тогда, что человек принадлежит Богу и любит его в первую очередь, а потом людей. А людей было очень трудно любить.
Подобное стремилось к подобному. Твои мысли о любодеянии совпадали с моей максималистской теорией первичной любви к Богу.
– Я пойду брата разбужу, – сказала я и вышла из кухни.
Брат не хотел просыпаться. Он повернулся на другой бок и сказал:
– Мму… – что должно было означать его несогласие.
– Вставай, – настойчиво проговорила я, – уже двенадцать часов. Тетя поседеет, если ты не придешь домой ночевать.
В нашем районе зарезали недавно человека, его нашли недалеко от реки в камышах.
Брат поднялся, пошел умываться на кухню, увидел пустую сковородку, сделал вид, что недоволен этим, потом засмеялся и сказал, что все равно б не стал есть, потому что болит печень.
– Конечно, так пить, как лошади, – проговорила я, – тетя будет еще ругаться, что вы потеряли ведро.
Я проводила вас до двери и легла спать.
Мы никуда вместе не ходили и даже не вы-ходили. Никто не знал о моем существовании в твоей жизни, возможно, потому что существование это занимало совсем мизерную часть твоего времени.
Однажды ты пришел, обычный ритуал с дверями: кто там? – свои, – молча зашел в комнату, сел на матрас на полу и замолчал.
– Что? – спросила я, оставаясь стоять перед тобой.
– Повестка пришла, – проговорил ты и замолчал.
– Какая