Ней пожал бы плечами, если бы ремни позволили. Сказал с безмятежным спокойствием:
– Конечно, шаванка, ваше высочество. Понял бы и менее наблюдательный человек, чем вы. Но кто сказал, что она мне жена? Разве славные женятся на лошадницах?
– И кто же она?
– Чара – моя альтесса для любовных утех, ваше высочество. Альтессу для бесед и альтессу для домашнего уюта я оставил в Оркаде, чтобы не рисковать ими в опасном путешествии. Но от любви мужчине никак нельзя воздерживаться, иначе стержень усохнет, как яблочный черенок. Потому и взял Чару с собой. Она – мастер в этом деле.
Ней лукаво подмигнул принцу:
– Не желаете ли испробовать?..
– Хе-хе! – Гектор издал смешок. Судя по искоркам в глазах, он еще не поверил Нею до конца, но был очень близок к этому. – И где же ты купил свою Чару? В Оркаде?
– В Лаэме, ваше высочество. Тамошний привоз гораздо богаче.
– А за какие деньги?
– Шаван-торговец просил двести тридцать, а я сбил до двухсот: у нее на левой груди шрам. Хотя теперь, ваше высочество, я бы Чару не уступил и за триста. А что шрам – так это даже лучше, на мой взгляд: больше остроты и пикантности.
– Ты, как я вижу, и в женщинах знаток?.. – улыбнулся принц.
– Каким бы я был мужчиной, если бы не знался в женщинах? Эта наука – первая среди всех!
– Раз ты знаток, то не скажешь ли: в какие деньги обошелся мой цветочек?
Принц обнял за талию хрупкую девицу. Неймир хмыкнул:
– Я бы сказал, ваше высочество, но вежливость заставляет молчать.
– Отчего так?
– Боюсь, мой ответ огорчит вас, а расстроить ваше высочество – последнее, чего бы мне хотелось.
– Не скромничай, славный. Я нынче в прекрасном настроении, и что бы ты ни сказал, слова не омрачат его.
– Ну, раз так, ваше высочество, то скажу, но наперед прошу прощения. Ваша девушка – бела кожей, изящна и юна. Такой товар редко встретишь. Полагаю, шельмец-торгаш взял с вас не меньше пятисот эфесов. На сотню он завысил цену потому, что вы – принц. С меня просил бы четыреста. Я сказал бы: она – не леди Центральных земель, а всего лишь болотница Дарквотера, это по губам и подбородку видно. Цену скинули бы до трехсот, а я бы сказал: в ней нет чистоты, больно нагло смотрит в глаза, по всему – не девственница. Торгаш бы сказал: двести двадцать. А я бы ответил: сто десять. В ней еще один весьма крупный изъян имеется.
– Это какой? – фыркнула девица.
– Не умеет молчать, когда не спрашивают, – сказал Ней, не глянув в ее сторону.
Гектор Шиммерийский рассмеялся. Встал, откинул волосы с лица, впервые глянул на пленника обоими глазами.
– Ты очень порадовал меня, славный. Нужно всегда наслаждаться жизнью. Что я ни делаю – воюю ли, торгую, пирую, допрашиваю узников – люблю все делать с удовольствием! Если бы ты запирался и молчал, или визжал от ужаса, пуская слюни, или умолял о пощаде – было бы неприятно. Я бы так скверно пр