– Черт… ох, черт… – с тоскливым отчаянием бормотал Годелот, силясь удержать разваливающуюся стопу. Неуклюжий олух… Если доктору вздумается вернуться именно в этот миг – лучше без колебаний выброситься в окно, иначе позора не оберешься…
Часть бумаг милосердно удержалась на прежнем месте, и Годелот бросился собирать рассыпавшееся. К счастью документы были аккуратно подшиты за углы и снабжены ярлыками с датами – доктор Бениньо отличался методичностью. Спешно выравнивая топорщащиеся веера бумаг и укладывая обратно на стол, Годелот молился о том, чтоб второпях не запутаться или, чего доброго, не сорвать какой-то документ со скрепляющей их нити. Вот уже и летние месяцы…
Оставались считанные несколько подшивок. Шотландец подобрал очередную, осторожно перевернул, взялся за края, чтоб свести листы в стопу… и вдруг замер, словно прямо меж лопаток вонзился клинок. Забыв об осторожности, он начал медленно перелистывать документы назад. Быть может, показалось? Мало ли, что привидится с разбитой головы?
Нет, ему не показалось. Со слегка измятого листа на него смотрело мастерски нарисованное пером лицо Пеппо. Оно было изображено немногими линиями, но поразительно похоже на оригинал. Тот же упрямый подбородок, высокие скулы, прямые брови, шрам на щеке.
Только одна деталь была совсем непохожа. У портрета были чужие глаза. Живые, огненные, невероятно красивые, они вполне зряче, задумчиво и тревожно смотрели с листа, и даже разрез их был слегка другим. Но это все равно был Пеппо. А всего непонятней было то, что шотландцу отчего-то казались знакомыми эти посторонние на лице Пеппо глаза… Будто он уже где-то видел их, более того, видел не раз…
Вздор, этого не может быть. Он просто взволнован, вот и видит повсюду загадки и нелепости. К черту глаза… Важнее другое. Такой похожий портрет мог нарисовать только тот, кто видел Пеппо сам и мог хорошо рассмотреть.
Годелот ощутил, как что-то мелко забилось и зацарапалось внутри. Портрет вшит всего лишь прошлой неделе. Не означает ли это часом, что за Пеппо уже давно следят, а он об этом и не подозревает? И вообще… почему этот портрет здесь?
Годелот медленно закрыл подшивку, оглядывая комнату, будто впервые десь оказался. Неужели даже доктор Бениньо замешан в этой странной истории? Что же, никому, совсем никому нельзя доверять? Даже этому удивительному человеку?
И словно в ответ из-за двери послышалась четкая поступь возвращавшегося доктора. Этот звук мигом вернул шотландца в настоящий момент, напомнив, что он стоит посреди ковра на коленях среди все еще разбросанных последних докторских бумаг. Вскочив с пола и невольно покрываясь холодной испариной, Годелот спешно собрал оставшиеся документы, уложил