Она всё так же продолжала звонить и, кажется, даже приходила к нему домой, когда его не было. Мама её жалела, думала, что Миша просто ревнует, и настаивала на примирении. Михаил с матерью к тому времени уже успел поругаться, чего с ним прежде не случалось. Он первый раз в жизни повёл себя жёстко и даже не пожелал Самойлову-старшую слушать. Он сам считал, что это невежливо, но она мучила его своими разговорами, и он просто-напросто сказал ей:
– Нравится тебе Аня – живи с ней сама, люби её, сколько тебе будет угодно, – и вышел из комнаты, закончив тем самым разговор.
И вот теперь Аня подкараулила его у подъезда. Бежать, как трус, он не хотел. Она смотрела на него своими грустными глазами, а он старался на неё не смотреть вообще и остановился на расстоянии метров двух-двух с половиной.
Вежливость в нём была заложена с детства, поэтому он всё-таки с ней поздоровался. Она ответила и, заговорив, сделала шаг к нему.
– Не подходи ближе, – твёрдо попросил Самойлов.
Она подчинилась и замерла. И снова стала просить прощения. Он её почти не слушал и только смотрел на это любимое лицо.
Как же ему хотелось сделать то, о чём она просила! Как бы ему хотелось простить, притвориться, что ничего этого не было. Хотелось любить её и снова быть любимым ею. Хотелось забыться. Но гордость и рассудок не позволяли. Миша понимал, что уже никогда не сможет ей доверять так, как прежде, понимал, что всё время будет бояться, что ему вновь вонзят нож в спину. Понимал, что это нехорошо по отношению к самому себе.
Он так любил её! И от этого злился на себя. Он смотрел на неё, и ему хотелось схватить её за плечи, трясти, трясти и спрашивать: «Ну, зачем? Зачем ты это сделала?!».
Михаил не подозревал, до чего же страшно было в тот момент смотреть на его лицо, в больные глаза, которые выдавали все его чувства.
– Миша, прости меня, – в который раз сказала Аня.
– Я… хочу. Но не могу, Аня. Не могу. Прости.
– Миша…
– Аня, я прошу тебя, – тихо произнёс Самойлов. – Если ты ещё хоть немного меня любишь, то, пожалуйста, оставь в покое. Не звони мне больше, не приходи. Ну, не мучай ты меня!
По щеке у него потекла слеза, и он злился на себя за это, хотя и понимал, что строить из себя равнодушного и гордого нет смысла: они оба знают, что это не так.
– Уходи, – прошептал он. – Пожалуйста. Уходи. Уходи.
Он стремительно прошёл мимо неё в подъезд и уже там позволил себе перейти на бег. Миша пулей взлетел по лестницам, миновав свой этаж. Он встал у окна и вцепился в подоконник, чтобы не вернуться туда, к ней. Он боролся с собой из последних сил. Аня пошла прочь, и Михаил стиснул челюсти, чтобы не завыть во весь голос. Ему так хотелось побежать за ней…
Домой он вошёл через некоторое время, когда пришёл в себя. Он