«Перестаньте же напрасно терять время на обдумывание средств обороны, у вас осталось только одно из них – именно то, которое я рекомендовал уже столько раз: всеобщее восстание и народная расправа… Перебейте без всякой пощады весь парижский Генеральный штаб, всех депутатов Национального собрания – попов и приверженцев министерства, всех известных приспешников деспотизма… Шесть месяцев тому назад пятисот, шестисот голов было бы достаточно для того, чтобы отвлечь вас от развернувшейся бездны. Теперь, когда вы неразумно позволили вашим неумолимым врагам составлять заговоры и накапливать силы, возможно, потребуется отрубить пять-шесть тысяч голов; но если бы даже пришлось отрубить двадцать тысяч, нельзя колебаться ни одной минуты»[4].
«Не давайте себя усыпить, – обращался он к федератам 7 августа (1792 год. – Прим. авт.). – Держите как заложников Людовика XVI, его жену, его сына, его министров, всех ваших вероломных представителей… Вот изменники, наказания которых должна требовать нация и которых она должна прежде всего принести в жертву для общественного спасения»[5].
В дальнейшем террор под теми же знаменами шел по нарастающей, особенно после того, как одна партия (в данном случае Якобинский клуб) полностью подменила собой как исполнительную, так и законодательную и судебную власть. Столкнувшись с многочисленными, прежде всего экономическими, трудностями, якобинцы нашли в терроре способ удержаться у власти, что отмечал еще в XIX веке историк Т. Карлейль: «Что может противопоставить якобинский Конвент всем неисчислимым трудностям, ужасам и бедствиям? Неспособный рассчитывать дух и анархическое безумие санкюлотства! Наши враги теснят нас, говорит Дантон, но покорить нас им не удастся; “скорее мы обратим в пепел Францию”»[6].
Он же приводит и многочисленные примеры репрессий:
«Более ужасный закон («Закон о подозрительных». – Прим. авт.) никогда не управлял ни одной нацией. Все тюрьмы и арестные дома на французской земле переполнены людьми до самой кровли; 44 тысячи комитетов, подобно 44 тысячам жнецов и собирателей колосьев, очищают Францию, собирают свою жатву и складывают в эти дома. Это жатва аристократических плевел! Мало того, из опасения, что сорок четыре тысячи, каждая на своем жатвенном поле, окажутся недостаточными, учреждается на подмогу им странствующая “революционная армия” в шесть тысяч человек под командой надежных капитанов; она будет обходить всю страну и вмешиваться там, где найдет, что жатвенная работа ведется недостаточно энергично. Так просили муниципалитет и Мать патриотизм (То есть Якобинский клуб. – Прим. авт.), так постановил Конвент. Да исчезнут все аристократы, федералисты, все господа! Да вострепещет все человечество! Почва страны должна быть очищена местью!»[7]
Однако и якобинцы не практиковали преследование оппозиции за рубежом. Впервые на это пошел Наполеон.