Как ни странно, в период зарождения идей о возможности технического обеспечения бессмертия человека, когда все было довольно туманно при господствовавшей тогда почти всеобщей религиозности, отношение к ним было более здравым. Не только со стороны «позитивистов» или атеистов, что тогда само собой разумелось. Н. Бердяев, например, тоже считал, что обещаемое бессмертие является безличным, а в таком случае оно бессмысленно. Человек как бы растворяется во вселенной, сама же идея бессмертия есть его своеобразное «прельщение».[26] Мы думаем, что подобная оценка сохраняет свое значение, более того, на фоне сциентистского перерождения сознания людей она актуализируется. Идейная «работа на бессмертие», поставленная на научную почву, грозит ускорить наш конец. Ей надо противостоять: «Пусть жизнь и умирает, но смерть не должна жить».[27]
В бессмертие, как и в бога, можно только верить. Это область, как показал еще Кант, практического разума. Объекты веры, поклонения историчны, они меняются: священные камни, деревья, тотемные животные, богочеловек (Будда, Христос, Мухаммед) и вот: бессмертная техника, искусственный интеллект, роботы, «Большой Компьютер Всего». Б-К вместо Б-Г, только и всего. Ряд бесконечен, а мы – конечны. Стоит задуматься: если уж потребность сознания в постулировании некоего абсолюта неистребима, то не лучше ли продолжать культивировать веру в Бога в образах человека? А в области предметной деятельности вместо упования на ноосферу, которая будет управлять всем и вся, попытаться управлять самой ноосферой. Центр тяжести наших забот о выживании надо переносить на регулирование искусственной среды и ее приведение к человеку, к его мере, соотнося с возможностями коэволюции и взаимной адаптации. Если, разумеется, верить, что от человека что-то зависит или, другими словами, он способен к творчеству.
Осторожно, творчество![28]
1. Творчество как парадигма
Даже если не уходить вглубь веков, судьба понятия «творчество» драматична. Его траектория то напоминает броуновское движение, то пропадает совсем. В советской марксистской философии, кто ее еще помнит, о творчестве почти не говорили (отчасти может потому, что была стеснена сама творческая активность). Господствовало «отражение». В основе официального мировоззрения лежал тезис: сознание – высшая форма отражения материи. Превращенный в «ленинскую теорию отражения», он был парадигмой тогдашней гносеологии, фундаментом гуманитарного образования, представлений о бытии вообще. В сущности говоря, это была парадигма натуралистической науки XIX века. Советский марксизм оставался