Дима не возражал, когда я взяла со стола пачку печенья и стала скармливать его кошке. Ещё бы, попробовал бы он возразить! Я скорее сама останусь без обеда, чем позволю умирать голодному животному.
Кошка осторожно, привередничая, сначала обнюхала предлагаемое ей лакомство, а затем отвернулась.
– Ну что ты, э? Сейчас не время выбирать. Ешь, что дают.
Я положила несколько печений на порог, прямо к её носу, и села на место, после чего мы уже втроем продолжили обед.
Появление в доме живого существа хоть немного, но заставило меня отвлечься от грустных мыслей и улыбнуться. Но кошки – свободолюбивые животные и никогда ни к кому не привязываются. Вот и эта, рыженькая, перекусив вместе с нами, также тихо и незаметно, как пробралась в дом, так и покинула его.
Немного утолив голод, я почувствовала, как остро встал следующий вопрос: что делать дальше? И вообще, и конкретно сейчас. Но если проблему насчет «вообще» я доверила решить Диме, то насчет вечернего времяпровождения он вряд ли мог мне помочь. Конечно, можно было попытаться разговорить его, узнать о том, где он учился, чем увлекается, но, во-первых, я сомневалась, что мне это удастся, так как на контакт парень шел весьма вяло, а во-вторых, разговоры о том, какими мы были ещё пару дней назад, даже не подозревая о грядущих опасностях, казались мне неуместными и крайне болезненными. Поэтому я молча поднялась из-за стола и отправилась в гостиную, захватив с собой сумочку, чтобы предаться воспоминаниям в одиночку. Меня давно уже тяготили невыплаканные слезы, внутреннее ощущение одиночества, заброшенности. Да, мне несказанно повезло, что я встретила Диму и благодаря ему спаслась, но он мог лишь обеспечить мне более-менее безопасное существование, а вот моральной поддержки, разговоров по душам, даже просто ласкового взгляда от него не дождешься.
Первым мне в руки попался ежедневник – маленькая записная книжечка с цветочками на обложке, – абсолютно девчачий и очень романтичный на вид. Мне он сразу приглянулся, едва я заметила его на прилавке. Конечно, ежедневником это можно было назвать лишь условно, потому что записи я вела не постоянно, а «по зову сердца», когда было, что сказать.
Открыв чистый лист, я записала дату и остановилась. Как написать то, что происходит со мной и вокруг меня в этот миг? «Началась война»? «Я не знаю, что происходит, но привычный для меня мир рухнул во всех смыслах этого слова»? «Мне страшно так, как не было никогда в жизни»? Как передать в скупых строчках всю гамму болезненных ощущений, свою растерянность, свою боль? Да и для кого мне теперь писать? Сама я вряд ли захочу когда-нибудь перечитать эти доводящие до дрожи и вызывающие ужас отвращения высказывания. Надеяться, что записная книжка дойдет до потомков в столь неспокойное время – глупо. А вот попасть в руки стебачам она вполне может, а я не хочу давать им наводку, не хочу подставлять свою жизнь и жизнь Димы ещё большей опасности. Мало ли,