Ожидание, когда единица с тремя девятками превратится в двойку с нулями, длилось долго. И наконец вылилось, вырвалось, пронеслось шумной, многоголосой от криков, пугающей от разрывов и выстрелов новогодней ночью и ознаменовалось не только ожиданием лучшей жизни впереди у всех, начиная с пьяниц, приступивших к празднованию начала нового тысячелетия задолго до боя курантов и заканчивая новым, профессионально неприметным (одно из условий выбранной в юности профессии) и словно смущающимся нежданно свалившейся шапкой Мономаха президентом, закрывавшим эпоху большого, энергичного, вальяжного вначале и усталого и больного в конце Бориса Николаевича Ельцина.
Это если говорить о России.
Что же касается мира, который с каждым днем, отделяющим россиян от эпохи железного занавеса и СССР, становился все ближе, то он пребывал в не меньшей эйфории, правда, не особо задумываясь о будущем, а надеясь на то, что нынешнее благоденствие, пусть даже за чужой счет, продлится еще долго…
…Жовнеры отмечали окончание старого тысячелетия посемейному, предпочтя домашний уют приглашениям в компании, с горечью признав, что возраст все-таки накладывает свой отпечаток на желания. Дождавшись дочери с зятем, заглянувших на огонек уже в новом летоисчислении, и вместе с ними напророчив под шампанское всем порознь и вместе в будущем самое хорошее, отправились на центральную площадь города к елке.
Южная новогодняя ночь не каждый год радует истинными русскими атрибутами этого праздника – снегом и морозом. Оттого и веселых катаний со снежных горок или на ледовом зеркале катков или просто неловких игр подвыпивших взрослых в отрезвляющих сугробах здесь не бывает, оттого и народу на площади возле зеленой, расцвеченной огнями елки было не так много. Но все же незнакомые, разных возрастов и положений горожане, не усидевшие дома в эту ночь, взявшись за руки, образовали шумный веселый хоровод и, покружившись вокруг ели, нестройно и невпопад вспоминая подходящие случаю, а то и просто настроению песни, перескакивая с куплета на куплет, уступая роль запевалы очередному желающему, накружившись до истощения запала, разбились на группки родных и знакомых, в центре которых, как правило, оказывался самый предусмотрительный, запасливо прихвативший с собой