– Она известна в свете? – перебил его надворный советник.
– А? Нет, нет… – покачал головой Александр Леонидович. Голос звучал так тихо, так холодно. Не Гравецкому он рассказывал это. Нет. Стенам: они бы лучше поняли его. – Она совсем недавно приехала из Парижа. Но как забавно: по происхождению она – русская, а кроме знания языка, в ней ничего русского нет! Но, однако ж, знали бы вы, как она великолепна…
– Не губите, друг мой, назовите же ее! – спокойно попросил Сергей Семенович.
Лагаров сбился и внимательно посмотрел на собеседника – глаза того горели подозрительным, неприятным любопытством. Статский советник задумался, ибо не хотел, чтобы кто-то знал имя предмета его страстей. Во-первых, он считал, что этим унизит ее, а, во-вторых, он слишком сильно любил ее, чтобы позволить еще чьим-то недостойным устам произнести божественное имя «Анна». Александр Леонидович встал, торопливо отошел к вешалке и сунул руку в карман пальто. Гравецкий, внимательно наблюдавший за ним, заметил, как в руках коллеги заблестели золотые круглые часы на короткой цепочке, с затершейся аббревиатурой «А.Л.» На часах было ровно семь вечера.
– Так вы назовете ее имя? – тонкий, немного неприятный голос надворного советника отвлек Александра Леонидовича.
Мужчина, внимательно всматривающийся в циферблат и провожавший взглядом секундную стрелку, тут же опомнился. Его рука даже не дрогнула, выражение лица осталось сосредоточенным и спокойным, хотя было очевидно, коллега ожидал другой реакции от собеседника. Лагардов, привыкший всегда контролировать свои эмоции, совсем не собирался исповедоваться ему в совершенных и несовершенных грехах. Статский советник вернул часы обратно в карман, а затем подошел к столу, остановился возле Сергея Семеновича и твердым, несколько грубым тоном произнес:
– Вам это столь важно? – он интонационно выделял каждое слово, из-за чего его речь казалась несколько пугающей. – Вы же прекрасно знаете, что я не скажу вам ее имени. Ни один честный человек не позволит себе упомянуть в подобном разговоре имя прекрасного любимого ангела. Чего вы тогда от меня ожидаете?
– Вы назвали ее любимой? А как же Анастасия Николаевна?
Этот придирчивый вопрос Гравецкого застал графа врасплох. Его очень раздражало такое волнение касаемо госпожи Лагардовой. Сначала Сергей Семенович интересовался ее здоровьем, а теперь еще и ролью в его жизни. Александру Леонидовичу казалось, что это уже слишком нагло и бесцеремонно – лезть не только не в свое дело, но и не в свою личную жизнь.
– Анастасия Николаевна… – как в бреду прошептал статский советник. – Анастасия Николаевна ничего не должна об этом знать. Хотя я же все равно знаю, что вы побежите