О существовании воров в городе детям не говорили. Взрослые объясняли им, что воровство, убийство и прочие пороки – это грех. Часто обращались к Библии и говорили о Законе Божьем. Вот такие двойные стандарты. Взрослые стремились к тому, чтобы перестать нуждаться в ворованных вещах и начать добывать все лишь собственным трудом.
Да, буквально десять лет назад воровство процветало. Этим занимался едва ли не каждый. И дети, и взрослые… Это были уж очень дикие и суровые времена. После «Очистки» люди долго не могли прийти в себя: умирали от голода десятками, кончали жизнь самоубийством… Но вскоре успокоились и взяли себя в руки.
Изгои (как их бесцеремонно назвали зенитцы) не понимали, для чего жили. В таких условиях это просто не имело смысла. Жить, чтобы существовать. Их отправили в прошлое, небытие, на произвол судьбы лишь из-за того, что в их жизни что-то не так, не обыденно и неправильно. Они были глупее, ленивей, беднее и порочней. Кто-то посчитал, что единственный способ исправить их – просто уничтожить, и так и сделали. Но ленью своей правительство сделало еще хуже, отправив несчастных людей на произвол судьбы, не уничтожив до конца.
Теперь изгои научились жить…
Каждый из изгоев осознавал, что их цель быть едиными. Беда общая и путь выхода тоже. Лишь общими усилиями можно выкарабкаться из небытия и сделать из трущоб едва ли не процветающий город. Относительно процветающий.
Но им уже не восстановить эти умирающие дома – слишком много разрушено. Остается отстраивать маленькие домики рядом с ними. Со временем здания сравняются с землей и станут частью Леса, а Лес превратится в кладбище жертв былых, тяжелых времен. Лес и сейчас окутан тайной и, по слухам, уже является людским кладбищем.
Когда-то он разросся из небольшого парка. Первое время в него уходили умирать от голода или ран (или для самоубийства), чтобы голодающие каннибалы и дикие собаки не нашли их разлагающееся тело.
У самого Леса стояла Церковь. Это и было целью Эмили.
Шум толпы давно остался позади и чем дальше в лес, тем громче становился гул птиц и шорох собственных ног. Легкое дыхание выходило паром. Первые июньские ночи еще были прохладны. Эмили шла по этому лесу не в первый раз, но ночью старалась тут не появляться. Но в эту ночь сердце просто звало к Церкви.
Тишина постепенно становилась все напряженней и напряженней. Птицы подозрительно стихли.
Пальцы Эмили леденели все больше. Она стянула рукава ниже, царапая обмерзшую кожу ногтями. Легкий страх, которому она старалась сопротивляться, крался в душу. Тишина напрягала до звона в ушах, и девушка стала стараться дышать громче, глубже. Наконец впереди показался отблеск. Луна сверкнула в большом круглом окне церкви. Эмили облегченно вздохнула и быстрей зашагала уже с улыбкой на лице.
Внезапно из чащи раздался ужасный