Одно дело:
На реке непрозрачной
катер невзрачный какой-то,
Пятна слизи какой-то,
презервативы плывущие
Под мостами к заливу
мимо складов, больниц, гаражей
И Орфея-бомжа,
что в проходе к метро пел пронзительно,
Голова полусгнившая.
Мы видим, как нарастающее сгущение красок в создаваемой на материале реальности картине привело к ее превращению в фантастическую сцену на известный мифологический сюжет.
Другое же дело:
… здесь на квартире, или, считай, на флэту, в этом исконном сарае,
где шестилетние дети глядят как законченные паразиты,
а матери делают вид, что весь бардак вокруг них гармоничен,
в этом еще не закончившемся предвосхищении,
в этом наркопритоне без средств и без кайфа…
Ужас происходящего не гиперболизирован, и, возможно, именно это позволяет увидеть некоторые детали, которые было бы не разглядеть, будь рассказ более экспрессивен.
Но мы с некоторым трудом подыскали «чистые» примеры: обычно же все три эти начала переплетены в кажущемся несколько анахроничном, а на деле архаичном рассказе-плаче «от первого лица». Это и есть узнаваемый почерк поэтессы:
я расцветаю тем гибельным цветом, той радостью страшной,
что людям дана перед смертью
……………………………………
Боль – когда тело цепляется за
взгляд, поворот головы, чашку, воду горячую, мыло, одежду.
Всё это канет в простую вселенскую осень,
как в Клязьму (ее берега круты и покрыты монашеством ив
кроткоствольных).
…………………………………….
Предчувствие радости высшей преображает
радость земную. Она расцветает, как не умеет цвести среди плотных
вещей,
она озаряется, светит! Она будто лист, мягкий и теплый, на антраците
асфальта…
Остается предположить, что же именно может оказаться «абсолютно современным» (Рембо) в поэзии Черных для читателя следующего (а оно вот-вот «заявится») поколения, чего без этих стихов не было и нет в русской поэзии. И тут не обойтись без «гендерного» ракурса и, одновременно, без напоминания о трюизме: как нет такой реалии феминизм, а есть реалия феминизмы, так нет «женской поэзии», а есть «женские поэзии». И в их контексте мы должны последовательно «срывать» одну за одной инспирированные временем (см. начало статьи) маски: «роковая женщина-поэт (в мужском роде)», «вдова-сестра-мать, оплакивающая павшего мужа-брата-сына»,