упасть на грудь,
опять вперед —
всё полем тем бескрайним,
и пулемет, как плуг, держать,
и в путь —
туда,
где самолет стрижет комбайном.
Шинель отбросить в сторону —
жара!
Опять бежать, спешить.
Пахать пора!..
Идти к домам,
к родным своим порогам,
стрелять в фашистов,
помнить до конца:
взята деревня!
Впереди дорога,
и вновь идти от милого крыльца.
Так мы освобождаем наше поле,
родную пашню,
дом,
свою весну.
В атаку ходим, пахари,
на воле,
чтоб жить,
не быть у нечисти в плену.
А поле, где у нас хлеба росли, —
любой покос и пастбище любое,
любой комок исхоженной земли,
где мы себе бессмертье обрели, —
теперь мы называем полем боя.
Если б книгу я выдумал,
где описал бы подробно:
крови цвет на траве,
цвет ее на земле,
на снегу,
вид убитого парня
на черном снегу
у разбитого дома;
описал бы подробно,
как смерть
помогает врагу, —
если б книгу такую
я назвал
«Фронтовыми стихами»
и она превратилась бы
в тонну угластых томов,
то она пригодилась бы фронту:
глухими ночами
ею печь в блиндаже
разжигал бы
сержант Иванов.
Вот он печь растопил, мой сержант Иванов,
и не спится,
руки греет над ней,
удивляется, —
ночи глухи!
На простор снеговой
загляделась большая бойница,
месяц ходит вокруг…
Это есть фронтовые стихи!
Вот сержант Иванов
письма пишет на противогазе:
как живет,
где живет,
что дела и харчи неплохи,
что пора бы домой, —
«ждешь меня?
Обращаюсь с наказом:
Ты себя береги!..»
Это есть фронтовые стихи!
Вот сержант Иванов
в атаку выводит пехоту.
Сам в цепи.
И бегут, выдвигая штыки.
Пот стирает с лица Иванов
(он устал от тяжелой работы),
улыбнулся друзьям…
Это есть фронтовые стихи!
Вот Иваново-город.
Снег идет, темновато.
В клубе «Красная Талка» собранье.
Ткачихи тихи.
Иванова, ткачиха,
читает письмо от сержанта,
все встают и поют…
Это вот фронтовые стихи!
Фронтовые стихи – это чувство победы,
такое,
что идут и идут неустанно
на