Увидев Лялю и плачущих девочек, Сергей Петрович слез с крыши и начал задавать вопросы, все больше хмурясь по мере получения ответов. Уже через минуту от его спокойного рабочего настроя не осталось и следа. В конце концов это его будущие невесты – ему и разбираться с нанесенной им обидой. А обида была. У Сэти щека припухла и покраснела, ибо девочка, привыкшая к уважительному отношению к себе, посмела возражать Великой и Грозной Мудрой Женщине – и получила за это в запале пощечину. А рука у Витальевны ой какая тяжелая, и характер тоже не легче. Поздняя беременность протекала довольно тяжело, и у женщины случались сильные перепады настроения.
С учетом всего этого – в первую очередь беременности Марины Витальевны, а еще нежелания выносить сор из избы – Сергей Петрович решил не скандалить, а постараться спокойно разобраться в произошедшем. Да и негоже это для мужчины скандалить с чужой женой – «западло», как выражаются в неофициальных кругах. Поэтому, предварительно успокоив, Петрович отпустил девочек, пообещав им, что сам во всем разберется. Потом, взяв под руку Лялю, он быстрым шагом направился в береговой лагерь, по дороге стараясь смирить свой гнев. А гневаться на Витальевну было за что. Она мало что ударила девочку, даже не являвшуюся ее прямой подчиненной – она сделала это в порыве гнева и дурного настроения, находясь в плену ложной информации, даже не пожелав выслушать ни Сэти, ни ее товарок.
Дело в том, что слух, пошедший по женскому «опчеству», был весьма далек от истинного положения дел – да он и не мог быть правдивым, поскольку участники событий о них не распространялись, и все детали, которые достигли ушей Марины Витальевны, были выдуманы сплетницами в меру собственной испорченности и темперамента. Одно это ее и извиняло, но все же не до конца. Марина Витальевна баба взрослая, что такое сплетни в женском коллективе, должна знать не понаслышке, и потому раздавать оскорбления, а тем более размахивать руками, не выяснив подробностей из независимых источников, было с ее стороны непростительной глупостью и серьезным проступком. Немного остыв, она и сама это поняла; и когда увидела, что Ляля идет к ней не одна, а со своим мужем, то испытала истинное облегчение. Это перед Лялей ей извиняться было стыдно и невместно, а вот перед Великим Шаманом Петровичем – совсем наоборот, тем более что он сам не давил, не размахивал руками, и не орал дурным голосом. Не такой он человек. В любом случае, Витальевна была кругом виновата, и эту вину надо было искупать. В первую очередь перед Сэти за несправедливую пощечину, но и перед остальными девочками за нанесенные им оскорбления – тоже. Если бы даже та сплетня (а точнее, донос) подтвердилась, и событие, прошу прощения, разврата имело бы место – то в этом случае наказание девочкам могло быть вынесено только после обсуждения на женсовете, и только решением Совета Вождей. В противном