– Чего это невеселый?
– Я ничего.
– Ну, как ничего? Смотри, под глазами-то что делается! По девкам, наверно, шляешься? Весна подходит…
– Да ну тебя! – говорит Добряков. Он становится необщительным, мрачным. Он изменяется у всех на глазах.
И Варя Лугина тоже изменяется.
Она всегда была очень сильная, ловкая, подвижная. Но всегда казалась хрупкой. Впечатление это усиливали зеленые ее глаза, белокурые волосы и длинные, тонкие пальцы.
Беременность еще больше усилила это впечатление. Варя похудела, глаза запали, лицо покрылось желтыми пятнами. Она стала очень некрасивой, Варя Лугина, щеголиха и хохотунья.
Влюбиться в нее теперь было бы очень трудно.
Но Добряков, увидев ее на общезаводском комсомольском собрании, обрадовался невыразимо. Он даже покраснел от радости.
Она стояла у окна, окруженная десятком парней и девушек. Они разговаривали с ней, как разговаривал бы и Добряков, если б все пошло по-иному.
Теперь он боялся подходить к ней. Он хотел пройти мимо. Но пройти и не сказать «здравствуй» неловко. Он сказал.
Она оглянулась, посмотрела на него и проговорила весело:
– А-а… Здорово!..
Как будто ничего не произошло.
Добряков осмелел. Он подождал конца собрания и подошел к Варе.
– Мне с тобой надо поговорить.
– О чем?
– На минутку, – сказал Добряков, стесняясь.
Они вышли на лестницу, на широкие ступени, где летом стоят ящики с цветами и зеленой травой. Сейчас здесь стояли пустые ящики.
Добряков мял в руках свою клетчатую кепку.
– Варя, я хотел тебя спросить только одно слово… Варя, неужели ты всегда будешь так жить?
– Как?
– Ну, без меня…
Варя засмеялась.
– Да, – подтвердила она, – буду жить одна. Как жила.
– Но ведь ребенок-то – он общий…
– Нет, – нахмурилась Варя, – это будет мой ребенок. Можешь родить себе другого.
Добряков стоял перед ней, унылый, исхудавший, в черной косоворотке и черном пиджаке.
Варя смотрела на него сердито. Она сердилась сейчас на себя за то, что сошлась с этим парнем. Уж очень он унылый. Хуже бабы.
И ей казалось, что в ту первую и последнюю ночь их супружеской жизни, когда он говорил ей грубости, она любила его больше, чем сейчас.
Сейчас она его совсем не любит.
Добряков потрогал ее за руку.
– Варя, ты понимаешь…
– Ничего я не хочу понимать, Добряков, – отдернула руку Варя. – Уйдем отсюда. Могут подумать, что я с тобой какие-нибудь шашни завела…
– Пусть думают, – сказал Добряков.
Варя еще сильнее нахмурилась.
– Ну, знаешь, может, кому-нибудь интересно, чтобы так подумали, а мне противно…
Внизу, в полутемном коридоре, Добряков заговорил более твердым голосом, рассудительно и даже строго:
– У