Но возникшая пауза затянулась и должна была чем-то заполниться. Еремеев не своим голосом проговорил:
– В одном я хочу, чтобы ты не сомневался: мать никогда бы не позволила то, что вы творите.
Разговор был окончен.
Еремеев-младший вновь взялся за портфель. И уже в дверях сказал:
– Издательство будет и дальше существовать, с тобой или без. Мы продолжим, а ты можешь и дальше ото всех прятаться.
Он вышел, оставив отца в одиночестве.
– Мы. – Хмыкнул Еремеев в пустоту комнаты. – Тоже мне, мы.
#9
В пустоте комнаты это выбравшееся за пределы сна «мы» всё ещё звенело сорвавшейся струной.
За окном светало. В комнате было очень тепло. Я приходил в себя, сидя в кресле. Во сне раскутался: покрывало свисало со спинки и подлокотников, а я сидел в обычной одежде. Этак с утра решил поработать.
Тело, разумеется, ныло. И чего только не лег в кровать?
Вспомнил о вечерней работе. Монитор отключился, пришлось пошевелить мышкой, чтобы вернуть в рабочее состояние. На экране отобразился документ, над которым работал, прежде чем заснуть.
Последняя строчка растянулась невнятным набором символов. Я улыбнулся, представляя, как засыпаю с двигающимися ещё руками. Добрался взглядом до конца строчки и прочёл всё то же «мы».
Разумеется, совпадение. Я улыбнулся.
Простое совпадение.
Уже вслух. Хотел, чтоб прозвучало навроде защитного заклинания. В тот момент мной завладело странное ощущение. Я действительно почувствовал, что в комнате есть кто-то, кроме меня. Именно ему я и адресовал эту фразу. Давая понять нам обоим, что нахожусь пока что в своём уме. Что на меня не стоит растрачивать шуточки.
Не знаю, почему так поступил. Но вроде бы успокоился.
Каких-то пять минут на приведение себя в нормальное состояние, и я уже возился с завтраком.
Печь до сих пор оставалась горячей.
#10
Ладно, по крайней мере наметившаяся между мной и Еремеевым связь не вредила. После того странного сна скрепили друг с другом некий договор. Я обязался слушать, Еремеев – говорить без утайки.
Как-то само собой вышло, что автор биографии стал передатчиком, нашим общим инструментом. Читая тот или иной фрагмент его книги, я мог выносить и собственные суждения. Причем, ни на секунду уже не сомневался в их правильности.
Крутил скупые факты, имеющиеся в распоряжении, и неведомым образом открывал новые и новые подробности. Мне удалось выяснить многое из того, что в книге осталось либо совсем без внимания, либо удостоилось поверхностного интереса.
К примеру, жена Еремеева. Когда она умерла, сын винил отца в трагедии. Дескать, у него была возможность вывезти жену в престижную клинику. Однако, очевидно, что нежелание матери отправляться на операционный стол за границу, было продиктовано волей самой Полины, которая