Доктор удобно пристроился у дерева, заглянул в прицел. Все трое были погружены в трапезу, разрывая плоть, кряхтя от удовольствия. Окровавленные тупые лица, костлявые руки, хватающие оставшиеся внутренности животного, сгнившая изодранная одежда. Падальщики устроили себе настоящий пир. Доктор прицелился, остановившись на самом здоровом – крупном мужчине лет тридцати пяти. Прицелился в коленный сустав, выстрелил. Тихо, раздался лишь приглушённый шлепок: выстрел сдерживался мощным глушителем. Мужчина опрокинулся навзничь, двое других насторожились, принялись крутить головами, принюхиваться. Второй выстрел, тут же третий. Все в цель. Все трое на земле, обездвижены, но всё ещё опасны. Доктор метнулся к ним, мелкими перебежками, не теряя бдительности. Могли появиться другие. Ружьё убрал за спину, приготовил сети – прочные, с металлическими вставками, которые при надобности могли выдать двести двадцать вольт. Приблизился. Донёсся запах гнили и крови. Здоровый уже отползал в сторону, пытаясь ретироваться. Он выпучил свои жёлтые глаза, уставился на доктора, застонал, но мясо из рук не выпустил. Двое остальных замерли. Где-то в глубине всё ещё гнездилось чувство страха. Доктор бросил сеть на здоровяка, нажал кнопку – сеть стянулась, дала пару пробных разрядов, раздался щелчок. Здоровяк задёргался в электрической трясучке, хотел вскочить, но простреленное колено заставило его со стоном вернуться в лежачее положение. Утихомирился. Двое других попытались атаковать, не вставая, ползком. Бросились в бой, хватаясь пальцами за землю и коренья. Доктор отпрянул, приготовил сеть побольше. Попятился назад, выжидая. Атаковали одновременно, с рыком, с хрипом. Он уклонился, высвободил сеть, сплетая сразу обоих. Дал пару разрядов, чтобы успокоить. Оба оказались в ловушке – дрожали, брыкались, рычали, но в конце концов смирились. Доктор быстро связал между собой сети, натянул металлическую перчатку, пристегнул верёвку к креплению у запястья. Дело было сделано. Он был доволен. Теперь оставалось притащить всех троих в лабораторию, а уж потом с чистой совестью выпить немного виски и послушать хороший джаз.
Часть I
Глава 1
К запаху, который пропитал его одежду и волосы, который был с ним во сне, сопровождал его в дороге, Тони так и не смог привыкнуть. Для человека, обитающего в городе номер Тридцать Два, эта вонь была привычным делом – все делали вид, что нет в этом ничего отвратительного, как будто «аромат» ничем не был хуже того, что царит на берегу моря или в кофейне. Отвратительная вонь, вобравшая в себя букет запахов из запущенной канализации, бытовых и промышленных отходов. Вот что было первой «гордостью» и отличительной особенностью Тридцать Второго. Город мусорщиков, гигантская свалка с десятками одинаковых районов, которые как будто однажды клонировал какой-то ленивый архитектор.
Цех по переработке бытовых металлических отходов номер «86», где работал Тони, был один из десятка подобных в городе. Сюда свозились отходы со всей страны – морем, воздухом и сушей. Автомобили, электроника, техника, гаджеты, металлолом – горы мусора, ожидающего своего часа для переработки, простирались на многие мили, уходя далеко за горизонт. Тысячи единиц тяжёлой техники работали на полях круглые сутки – автономные и управляемые людьми, они смешивались с мелкими андроидами, снующими туда-сюда и делающими самую грязную и сложную работу. Бескрайний вонючий муравейник под жёлто-серым низким небом жил собственной судьбой, по особым законам и правилам, неуклонно вырабатываемым со времён конца Эпохи Упадка.
Виртуозно управляя жёлтым погрузчиком, Тони делал свою привычную работу. Работу, для которой он был рождён. Огромным пневматическим ковшом погрузчик собирал рассортированный металл и погружал его в Яму, где металл этот перерабатывался в сырьё для будущего производства. Тостеры, стиральные машины, телевизоры, части автомобилей – всё это смешивалось в разноцветную массу, чтобы затем попасть в раскалённое жерло. Погрузчик цепкой хваткой сжимал некогда полезные в быту предметы и бросал их в бескрайнюю чёрную бездну.
Тони было двадцать лет – идеальный возраст для самой продуктивной работы на свалке. В этом возрасте было положено работать по десять часов в день – на час больше, чем до шестнадцати, и на три меньше, чем после пятидесяти. Продуктивность измерялась в баллах, так называемом Рейтинге, который присваивался каждому гражданину города Тридцать Два, да и жителям всех прочих городов тоже. Рейтинг этот лёгким свечением проявлялся прямо на лбу – две цифры высотой не более двух сантиметров «красовались», подсвечиваемые диодами,