Только страх за себя самого.
Мне больше не нужны слова…
Мне больше не нужны слова,
они мне сердце рвут на части…
Договорились – в два.
Пришла в три с четвертью…
О счастье
уже давно не думаю, мне жизнь
наскучила, как фильм бездарный.
«Держись, – шепчу себе, – держись…
за тонкий листик календарный!»
Что за постыдная морока…
Что за постыдная морока —
торчать весь день в пыли гардин?
Отсюда путь один – в Марокко
или – в растлительный Берлин.
Гора невымытой посуды,
на дне бокала – кубик льда…
Не умереть бы от простуды
или – от боли и стыда.
Не поможет ни райское пение…
Не поможет ни райское пение,
ни курортное грязелечение,
ни тоскливое столоверчение,
всё уже не имеет значения —
вещуны, колдуны, хироманты,
раз в неделю – тибетские мантры,
Кашпировский, Мессия, Майтрейя…
Лишь в Евангелии от Матфея,
как подсказка – шестнадцатый стих:
«по плодам их узнАете их».
«Не пишешь, не пишешь, не пишешь…»
«Не пишешь, не пишешь, не пишешь…»
О чем же тебе написать?..
О том ли, что ветер над крышей
листву заставляет летать?
О том ли, как мне одиноко
в неприбранном доме-тюрьме?..
Ты помнишь, у раннего Блока,
а может быть, у Малларме?
Всё та же, всё та же морока,
вселенская хворь или хмарь —
кромешная музыка Блока,
аптека, брусчатка, фонарь…
Подарил колечко…
Подарил колечко —
больше ничего…
Спит под снегом речка
в ночь под Рождество.
В печке Угли тлеют,
за окошком снег…
Он один согреет,
он один – для всех.
Снегопад, снегопад…
Снегопад, снегопад…
Над прохожими, над домами,
будто кто-то, невидимый нами,
красит в белое крыши и сад.
Кто просыпал на нас конфетти?
Осторожнее, не спугните
этот снег, что сошел, как наитие
лишь затем, чтобы снова уйти.
Это – в розовом шарфе февраль
на своем суматошном концерте,
где звучит одинокий рояль,
говорит о любви и о смерти.
ИЗ СБОРНИКА «ВРЕМЕНА ГОДА»
Пути себе расчистив, На жизнь мою с холма Сквозь желтый ужас листьев Уставилась зима.
Листая страницы…
Листая страницы
давным-давно прочитанных книг,
не вспоминал ли ты
о далеких и теплых морях?
О кораблекрушениях?..
Вспоминал?
Я тоже.
Желтые