себя из близкого небытия
именно так молвить «люблю»
значит, что яблоко еще не поделено
и нам еще дано касаться друг друга
кончиками пальцев
именно так (когда касаюсь твоих волос)
я учусь плыть по снегу,
через незнаемую, совершенно голую Антарктиду,
где я никогда не был и где никогда не рождался
именно так произнести «люблю»
значит подойти к тебе, привставшей на цыпочки,
зажмурившей глаза,
и вымолвить имя твое
именно так произнести «люблю»
значит себя ощутить фрагментом
на холсте Босха
где тело еще не угадывается
именно так произнести «люблю»
значит расцвести на самой вершине яблони
куда только что слетел увидевший пожарище
дрозд
где есть ты
полный дом чужих вещей —
кому их отдать? кому
доверить прошлые луны
на вмятых подушках?
кому возвратить пульсацию
в кончиках пальцев весной,
когда на обочинах котики пробивались
и были чуть мягче твоих волос?
где оставить лыжные палки,
наконец достигшие цели?
еще раз спрашиваю – и понимаю,
что живу там, где есть ты
на другую ветку
в странствии из комнаты А в комнату Б
ни один светофор не работает, все знаки,
говорящие о приближении снега,
напоминают цветущие вишни, это они и есть
в странствии из города А в город Б – тебе
не обязательно ворочаться, бормоча:
«как страшно: приснилось, что я паровоз,
который двенадцать лет не может остановиться»
в странствии по сухому листу, некогда ставшему
закладкой в памяти, под вздохи настольной лампы,
открытой в ожидании двери, ощущаешь себя лучом,
живущим здесь тысячи лет, еще до Христа
в странствии по твоей руке – вдруг забываешь
все карты, все расписания путешествий,
пытаясь перевести поезд на другую,
быть может – более счастливую, ветку
единственная гейша
будь у меня единственная моя гейша,
я мог бы тогда ей читать до рассвета свои
вирши, а после задремывать у нее на груди,
уже без фамилии, и без имени тоже
я мог бы чаевничать из ее стакана, предаваться
формам ее миниатюрных ступней, косточкам
кистей ее рук, ее кимоношным узорам,
поцелуйным трехстишиям, сыплющимся из ее уст
и кто я теперь без этой неведомой гейши,
которой и дела нет, что в зеркале у меня
всё еще лучезарит ее спина, фудзиямы
ее ягодиц, безупречно павшие руки
и кто ты теперь без меня, единственная моя
гейша,