…С одной стороны, мне нужно уйти отсюда, и это – дом-кресло, диван-плато, плед с павлином, балкон и единственное на перекрёстке дерево под ним, пять высохших роз, похожих на крупные опрокинутые маки, ленты старых перламутровых обоев, как отвороты воротника, с треском всё глубже раскрывающие холодное горло стены, картина учителя композиции, найденная в кладовке – всё это сейчас пустеет, давая выдуть нажитую душу.
С другой стороны, опомнясь, я говорю: – Боже, я поняла, что за озеро— искрящееся, спокойное, чистое до умопомрачительной глубины дна – было явлено мне навстречу. Уже бесконечно счастливое – ощущением себя неостановимой, незамерзающей частью стынущего мира, не знающее надежды быть узнанным любым человеком. Но я сама, рыдая, теряя от боли и страха память об устремлённой ко мне любви, молю о спасении – сохранении – длящегося дыхания. Не отыми от меня возможность снова и снова вспыхивать сиянием нашей близости.
…Успокоилась. Поняла: пребывать в красоте постоянно не получается не потому, что недостаточно воли или денег, а потому что лето кончается всё равно.
…В балконном ящике с лебедой распустился цветок, небольшой, терракотовый, сердцевинка жёлтенькая, яркая. Форма лепестка – как след лапки утёнка. Я хочу сказать, что простить тому, кого любишь, его невымышленность, это как выплакать все глаза, сносить сто сапог, испить мёртвой воды, очнуться от брызг живой. Со стыдом вспоминать о муках – о радости вымысла без стыда.
…Непрерывности, не непрерывного ужаса. Приснилось, что я долго-долго плачу навзрыд в кафе. Это самое лучшее, чтоб ненадолго выйти из тьмы непрерывного ужаса. Из-за того, что вплотную подобралась. Реальность, ото лжи почти сон, отчётливей и отчётливей. Задыхаюсь от страха. Поняла: убивают, когда подбираются к их одиночеству. Страх за свою свободу, понятую как осознанное безумие. …В сторону человечности.
…Больше всего – промежуток весны между сияющим таянием и листьями, когда краски – земля, асфальт. Сухо, пыль, приглушённый пепельно-золотистыми облаками солнечный свет чувствуешь, как впервые.
…В дорогом магазине висело очень нравящееся мне серое полупальто. Шли годы, рушились здания и судьбы, я переезжала, пальто висело. Теперь оно будет со мной, только со мной, всегда, потому что мне больше не будет холодно.
…Произошло смешение городов. Похожим на Петербург может быть только родной город. Смысл ощущения – в утробе, в единственной естественной и изначально родной среде, в необыкновенно густом, любящем пространстве, дающем жизнь, обволакивающем, оберегающем и обладающем памятью – твоей. Я говорю (говорить означает дарить себя), и на смелость сказанного благодарно отзывается, включает меня в непрерывное, будущее вращение эта утроба, мир. Боль ощущается мной тогда, когда бывшее мной и отданное мной само разрывает со мной связь, чтобы стать собой.
вдох —
«Она