И устоять – не устоять
И ангелы восходят к трону
И в силе мышцы – благодать
И у Прощеного колодца
Они собрались и вокруг
Миф распустился словно солнце
И я, и ты, и он – сам-друг.
Внутри меня всего немало
и утро бьется как попало
и не хватает ерунды
живой воды
и перечеркнутый на слове
всегда во всем и наготове
уйти неведомо куда
и навсегда
я остаюсь в своей берлоге
я у экрана при дороге
в пустыне вечных новостей
но нет вестей.
Д. Авалиани
Митя крутит стертые слова
Разрывая оболочку смысла
Прочитаешь: солнце и трава.
Повернешь листок – и зверя числа.
Митя бродит возле и вокруг
Прочитаешь: Таня или Коля.
Повернешь листок и видишь: «друг»
Или «воля». Закорючек воля.
Митя сядет на воздушный шар
Потеснит горбом седое небо
И уйдет – культуро-слово-вар,
Словно вовсе не летал и не был.
Но в круженье ночи, в час живой
Митина игра над головой.
Закрылись желтые страницы
Державы титульный разор
И ветер – ястреб заграницы
До самых потаенных нор.
И отступая в день нездешний,
Продлить пытаюсь полотно:
Сюжет пути и крик потешный,
И утро синее окно.
Но в тишине давно условной
Летит прощание – прощай
И небо серостью просторной
И снег валит на слово май.
Из т. д. масс-медиа бетона
в лес – размыть знакомо грусть
головой пошатываясь клена
хоть на миг обратно повернуть
ходит он – но несть ему возможность
мягких мхов и золота в горсти
и опять стреляют сколько можно
отойди – из Фета – отпусти.
Вот – точка это. И точка опять.
Утро туманное – долго молчать.
Утро незрячее, без запятой,
бродишь по комнатам – слабый, пустой
прочий – в тумане легком своём:
прочерки, точки, и все – ни о чём.
Я помню, милая, с тобой
мы выходили в час ночной
гулять.
Мы выходили в темный сад
лет сто, наверное, назад
скучать.
Мы выходили, может быть.
Перечитай, чтоб не забыть
Фета.
Впереди лето.
Лютой плоти
взор напротив:
страсть, затиснутая в жест —
в беспокойном повороте
головы —
вдогонку чресл.
В час беспечности далекой
возле у какие сны
мы с тобою, друг широкий,
в беспокойствии луны
мы с тобою, друг просторный,
перед – что там впереди? —
говорим: