высказыванию катастрофически снижается. Доверие – то, что непрестанно удается генерировать этому лаконичному собранию стихотворений. И миссионерство их героини («а мне нужен рот-фронт») принимается без скепсиса, как детское признание, которое всегда – некорректно и в лоб. Потому что эти напряженно ритмизированные, рваные верлибры нам всё о себе рассказали: мы забрались под их блюзовую ритмику в нутро «часового механизма», послушно разглядев вместе с автором «воробьишку в курантах» («Кларнет пространства-времени»), рассмотрели, как «порхает колибри вокруг мобильного телефона» («Колибри»). «И я тоже» – что-то такое рождается от встречи с поэзии «Солнечной»:

           И я тоже фрагмент. Как любой пешеход.

                                                                                 («Заново»)

      «Но тебе – говорю (а кому) – дышит море» – такая открытость разговора, реплики которого словно корректируются и обрастают вводными оговорками у нас на глазах, наверное, беспроигрышная позиция сегодня, когда жанр откровения дезавуирован и никто не верит в возможность солилоквиума. Но перед нами – разговор наедине с собой. С неизбежным при этом герметизмом и косноязычием, которое, однако, автор облекает в гуманное для человека две-тысячи-десятых иносказание.

Вера Котелевская

      Заново

             Листья берёзы – огненные языки – и распадается мир:

             в каждом ещё не сгоревшем фрагменте – берёзовый лист.

             А между ними – единая бездна ещё-не-бытия.

             Колышутся листья под солнечным ветром.

             Есть или пить – не хочу. Остатки Москвы ютятся в старой квартире,

             грезят ремонтом – как и асфальтовый лес,

             наступающий на хрупкие старые зданья.

             Ветви берёзы созрели для главного праздника.

             …между ними – единая тьма,

             а Свет отошёл. Остаётся лишь пламя.

             Итак, всё горит. Всё очень красиво горит: и дерево это

                                                                               со всеми его воробьями,

             белые свечи под самым окном, и окна напротив, и то, заповедное,

             счастливое окошко твоё…

             …что за глупость спрашивать – веришь, не веришь.

                                                                                      На такой глубине…

             …что говорить – что сказать – как – обуглена.

             …И я тоже – фрагмент. Как любой пешеход.

             Как будто бы фото моё кружится, ещё не оторвавшись от ветки,

                                                                                                над бездной,

             и не будет уже никого, кто вспомнит или стихи почитает,

             кто принесёт молока.

             Разве ты – вспоминать о тебе.

             Пыль на солнце, берёза и кошка.

             Всё твоё.

             Леплю